Колесница Джагарнаута

— Видать, у вас тут, у великих визирей, и колодца нет, и речки нет, и источника с чистой водой нет.

— Живем в пустыне… э… Дерево, которое у воды, быстро растет, быстро и гниет.

Незаметно собралась толпа. Все старцы без оружия. Старики кряхтели, посмеивались, трогали руками машину, удивлялись.

— Эй! — язвили они, поглядывая на выбравшегося из машины начальника. — Господин пуштун, у вас постарее арбы не нашлось? Видать, не больно какие большие люди к нам приехали, если влезли в такую побитую, поломанную тележку. Небось губернатор приезжал и гостей привозил вон в каком «аптомобиле». Черном, с золотом…

Толпа на всякий случай держалась поодаль. Джемшиды наслаждались унижением каких-то приезжих ференгов. Джемшидки, не обращая ни на кого внимания, проплывали лебедями меж чаппари и дувалов. Проявлять любопытство — хуже позора.

Аббас Кули накинулся на толстяка:

— Ты, господин визирь, черная овца, мой ее, не мой — белее не станет, господин невежества. Ты что? Не видишь, кто приехал? Раскрой гляделки.

Пока шли пререкания, Мансуров озирался по сторонам. Но Шагаретт среди сновавших взад-вперед джемшидок он не увидел.

Плохой признак! Плохо его принимает она в кочевье. Мысли его скакали, как горячие кони. Он порывался выскочить из машины и, плюнув на всякие там церемонии, отправиться на поиски Шагаретт.

Но Аббас удержал его:

— Смотрите. Они хотят устроить нам испытание. По обычаю. Когда приезжает зять вождя, такое устраивают. Это хорошо. Только поручите мне разговаривать с ними. Вам не надо. Позвольте мне.

С важным видом Аббас вышел из машины. Дорогу ему преградил высоченный воин-джемшид.

«Обряд узнавания», — подумал Мансуров. Воин был наряжен, как петух. Все должно было показывать, что это богатый, знаменитый воин. Одежда его отливала глянцем, шуршала шелком, пестрила цветными вышивками. Никогда еще Мансуров не видел, чтобы ничем не примечательный кавалерийский карабин был изукрашен, как ювелирное произведение. Приклад, ствол винтовки, ремень, затвор, магазин — все было отделано, инкрустировано серебром, золотом, рубинами, перламутром. «Даже и стрелять из такого оружия грех», — усмехнулся он.

— Всевышний творец вложил мне в грудь первенство в искусстве стрельбы. Говорят, что среди гостей — известный и прославленный воин. Пусть покажет, на что способен? — издевался воин.

— Ты рохля! — грубо воскликнул Аббас Кули. — У тебя не первенство, а прореха в мозгах. Давай свою зубочистку.

Мансурову надоели пререкания… Он пошел прямо на воина-джемшида. Небрежно отодвинул ладонью направленное прямо ему в грудь дуло карабина.

— Дай-ка мне твою игрушечку!

Джемшид безропотно выпустил из рук винтовку. Он разинул рот. Он выпучил смешно и беспомощно глаза. Он узнал.

— Джан-и-марг! Смерть моей душе! Это вы?! — И вдруг заорал в толпу: — Сам великий воин! Смотрите! К нам приехал сам! Кланяйтесь, джемшиды! — Он отскочил в сторону, отшвырнул толстого визиря так резко, что сшиб с его головы круглую чалму, и закричал на все кочевье: — Великий воин! Великий воин! Милости просим, великий воин! Наш дом — ваш дом! Объявляю радостную весть, которая поднимет нашу гордость к небесам: сам великий воин, известный в мирах, осчастливил кочевье и соблаговолил прибыть в гости, навестить нас — джемшидов! Какая честь!

Земля задрожала под копытами возвратившихся всадников, и они заполнили все пространство меж чаппари и юртами. Но среди спешившихся всадников и великий Джемшид и его внук потерялись, и Мансуров напрасно старался их разглядеть. Он нетерпеливо хлестал плеткой себя по голенищам сапог. В степи при встрече его не допустили к сыну, не дали даже обнять малыша: «Воины не обнимаются, мужчинам неуместны поцелуи».

И тогда он не выдержал, нарушил весь церемониал встречи и приказал Алиеву ехать вперед.

— Нравный вождь, — сказал Аббас Кули, — обиделся, что мы уехали вперед. Не подождали… Теперь вон он… Смотрите! Зашел в шатер с вашим сыном. Фасон жмет!

— Великий Джемшид ждет вас! — вдруг возгласил пискляво толстый визирь.

— Великий Джемшид ждет гостей в своем царственном чаппари, — прокричал воин в шелковом одеянии и рысцой побежал вперед, показывая дорогу.

Мансуров решительно зашагал сквозь толпу к огромному черному шатру.

Алексей Иванович не желал ждать, когда вождь перестанет ломаться. Не взглянув даже на стоявшую у входа охрану, ощетинившуюся дулами ружей, откинул резко занавес и переступил порог шатра.

Он знал, что его ждут, но мысленно усмехнулся, когда глаза его привыкли после яркого дня к сумраку и он увидел, что делалось внутри шатра.

Весь торжественный церемониал царских дворов Багдада, Дамаска, Дели не шел и в сравнение с тем вычурным великолепием, которым окружил себя вождь джемшидского, не слишком уж многочисленного, но могущественного племени. Он всерьез решил возвести свой престиж до седьмого круга небес и ошеломить воображение гостя и родственника напыщенными, но мишурными атрибутами своей власти.

Но что касается пиршества, которое в тот день было устроено в честь Алексея Ивановича, то о нем говорила потом годы вся Бадхызская степь.