Колесница Эос

Теперь все иначе. Вот уже два месяца Ю. почти не выходил из дому, лишь изредка выбираясь в ближайший супермаркет. Неизбежное общение с кассирами воспринималось как запрос логина и пароля, случайное столкновение с проходящими мимо – как простая ошибка сервера, решаемая обновлением страницы. Теперь предстояла такая же невыполнимая задача, но решить ее казалось куда проще, чем ответить на сообщения. Ю. кое-как оделся, достав из шкафа аккуратно сложенные вещи. Так и вышел из дому: с ровными полосками складок на одежде. Солнце, несмотря на утренние часы, уже расплавляло здания, заливало желтизной улицы, нещадно пекло. Добравшись до магазина, Ю. прошел в алкогольный отдел, набрал в охапку бутылок и пошел к кассе. "И блок сигарет, пожалуйста", – виновато выдавил он. "Мы до десяти не…" Ю. согласно кивнул, но остался на месте, ожидая расчета. Прозвучало "хм", был удивленный количеством взгляд, после Ю. торопливо вышел с полным пакетом.

Первая бутылка и сигарета были уже на скамейке у подъезда. Две сросшиеся березы давали тень. Выходящие соседи здоровались, "давно не видно" или "опять уезжал" или "ты чего это", но Ю. только здоровался и стряхивал пепел под ноги. Скоро по организму разлилось: Ю. наконец поднял глаза – на окна, за которыми был он, была она, был теперь уже любимый ночник, без которого он уже не мог понять себя, – чего и страшился.

Из подъезда вышла старушка, "биологичка", как помнил Ю. Он часто наблюдал ее из окна: на голове ее всегда широкополая шляпа с высокой тульей, к которой приколот цветок. Она всегда с тростью, она почти слепа, она отстукивает время мелкими – меньше полусекунды – отрезками. Каждый день выходит по нескольку раз и совершает один и тот же маршрут: по прямой – от одного подъезда до другого. Знаком, что отрезок в один конец пройден, ей служат урны, стоящие по углам скрещивающихся дорожек: ее дороги и тех, что ведут к подъездам. И каждый раз в самом начале своего короткого бесконечного темного пути она обнимает сросшиеся березы: "Сестренки мои, как вы тут без меня?"

На этот раз, поговорив с березами, она изменила заведенный порядок, казавшийся Ю. незыблемым: и вернулась на скамейку, где он сидел. Прежде, когда она проходила, он несколько привстал и поздоровался, и думал, что на этом все закончится, но.

– Вас, кажется, Ю.? – спросила она.

– Да, – ответил Ю.

– Что же вы?

– А вы?

– Это неприлично, молодой человек.

– Я знаю, – с сожалением сказал Ю., – просто мне трудно ответить на ваш вопрос.

– Я, Ю., в свое время, как же это… я…

– Я – это, в общем-то, никакое не "я", а "мы", – вдруг ответил Ю., начав прислушиваться к себе. "Извините," – добавил он, и оставил старушку на скамейке.

Закрыв за собой входную дверь, выдохнул. Огляделся. Лэптоп. Ю. тут же отпил из початой бутылки; осторожно снял обувь, прокрался в комнату, будто пытаясь не разбудить до поры дремлющего зверя. Качнувшись, чуть не задел стопку книг. Замер. Осторожно выдохнул. Добрался до окна, открыл его, уселся на пол. И запил.

Над головой его, казалось, плотное кольцо густого дыма: он курил одну за одной и пил так же: стакан за стаканом. Задавать вопросов себе он не мог, вернее, они сами собой задавались где-то внутри него, там же находились верные без всякого сомнения ответы, которые он не мог принять. Или не решался. Чтобы отогнать наваждение, Ю. пытался вспомнить что-нибудь из прошлой жизни: начинал сам себе давать команды и вышагивать строевым – нога прямая, носок ровно пятнадцать сантиметров от пола: "Тянем носок! Тянем, сукины дети!" – сам себе командовал он. Корпус вперед на полкорпуса!

В конце концов, устав маршировать, Ю. полез на антресоли за проигрывателем пластинок и за самими пластинками. Рухнув со стула, Ю. и не заметил как рассек себе лоб: кровь выступила и закапала на пол. Упрямо повторил попытку и все-таки достал. Не совсем понимая солоноватый вкус во рту, Ю. установил на полу проигрыватель, заботливо достал пластинку из обертки – поставил. Игла опустилась. Перебрав столетия, Ю. решил остановиться на восемнадцатом. "Красиво!" – подумал он. – Как она", – и тут же расплакался.

Выдохни, Ю.