Колесница времени

Это была стреляная гильза.

Глава 31 Дрожь

Внешнее спокойствие — на нуле, даже ниже нуля. У Кати тряслись колени, тряслись руки — она не осталась возле гаража и домой к себе в квартиру не поднялась. Села в машину и проехала квартал до сетевого кафе.

По пути позвонила Лиле Белоручке.

— В меня только что стреляли у дома.

Лиля не стала задавать заполошные вопросы: как? кто? Она ответила:

— Сейчас приеду с нашей опергруппой. Где ты меня ждешь?

— В кафе на набережной рядом с домом, — Катя назвала адрес.

— Правильно. Домой одна пока не ходи.

— Я местных полицейских не стала вызывать. И в наш главк пока не звонила. Ты сама решай, тут, на месте.

Катя припарковалась у кафе так, чтобы Лиля увидела ее машину. Освещенная витрина манила теплом, внутри молодежь, парочки. На ватных ногах она пересекла зал, уселась за столик. И вдруг побежала в туалет.

Ее вырвало в раковину. Ужас накатил запоздалой волной.

Катя смотрела на себя в зеркало. Жалкое, жалкое зрелище…

Пуля пролетела совсем рядом с твоей головой, идиотка.

Лиля с опергруппой приехала из Прибрежного через сорок минут. Позвонила и вызвала Катю на улицу из кафе. Все вместе уже поехали назад к гаражу-«ракушке». Лиля села в машину к Кате.

Та начала сбивчиво рассказывать.

— Подожди, подожди, все по порядку.

По порядку…

Катя попыталась.

— Вот что я подняла, — сказала она и показала Лиле стреляную гильзу.

Лиля кивнула эксперту-криминалисту, которого привезла с собой.

— На баллистическую экспертизу срочно. И по всем банкам данных по убийствам проверить. Катя, оставайся в машине, пока мы все тут осмотрим.

Сотрудники Прибрежного вместе с Лилей начали осматривать гараж, площадку и кусты. Извлекли пулю из металлической стенки гаража.

— Был один выстрел?

— Я же говорю — один. Залаяла собака, а мужчина какой-то, наверное, хозяин… он принял это, как и я сначала, за хлопок петарды, начал ругаться. Он спугнул убийцу. А то бы…

Лиля достала из патрульной машины термос и налила Кате горячего крепкого чая.

— На, выпей.

Катя глотала чай, обжигаясь. Во рту, после того как вырвало — противный кислый привкус.

— Что случилось? Почему именно сегодня в тебя стреляли? Вспомни, что важного произошло за эти сутки?

— Ничего такого. Одно лишь — я поговорила с горничной.

— Что?

— Я поговорила с горничной-филиппинкой. — И Катя подробно рассказала Лиле события дня.

— Значит, твоя подруга Женя уехала из бара одна на такси? — уточнила Лиля.

— Да, она отказалась, когда я предложила отвезти ее.

— А кто еще находился в доме? Кто мог видеть тебя и горничную?

— Там был Петр Алексеевич, отец Жени. Только он один.

— Этот, в инвалидном кресле? Я его так и не допросила.

Катя смотрела на подругу.

— Знаешь, как в классических детективах, — продолжила Лиля, — тип, что в инвалидном кресле, в конце концов оказывается вовсе и не инвалидом. Все думают, что он к креслу этому прикован, а он ходит себе, когда его никто не видит.

— У меня в Большом театре возникло странное ощущение, словно кто-то смотрит на меня… следит. Чистая паранойя, конечно, это же театр. Полно народу, — Катя подбирала слова, — но и до этого там, в Прибрежном, возникало такое же ощущение. Мы с Женей гуляли в лесу, пришли на берег реки. И… в общем, мороз по коже, мне показалось, за нами кто-то наблюдает.

— Убийца, кто бы он ни был, знает, где ты живешь. Кому из них ты говорила?

— Жене сказала, что живу на Фрунзенской. А Данила довез меня после «Шарады», я же рассказываю тебе, и…

Тут Катя запнулась.

Она вспомнила лицо Данилы там, в театре, когда он так картинно-шутовски протягивал к ней руки.

Вспомнила его лицо, когда он поднимал тост «за великую русскую литературу» против новоявленных мракобесов.

— Ты что-то мне недоговариваешь, подружка, — осторожно заметила Лиля.

— Я… после выстрела я слышала звук мотора, — сказала Катя. — Не во дворе, на набережной. И громкую музыку, мотоциклисты часто так врубают, но я… я не уверена, может, это просто совпадение.

— Мы получили очень важную улику, — произнесла Лиля после паузы, — гильзу. Хотя и такой вот дорогой ценой. Посмотрим, что даст баллистика и банки данных. В любом случае теперь это дело, после покушения на тебя, выходит уже на совершенно иной уровень.

Глава 32 Частная жизнь

Около полуночи Герман Дорф спустился в бар «Менделеев» на Петровке — тот самый, что так часто посещал и Геннадий Савин.

Впрочем, они и вместе сюда захаживали. Но сейчас Герман был один. Воскресной полночью бар полон. Герман едва нашел свободный стул за стойкой и заказал двойной скотч.

Пьяницы с глазами кроликов…

Очень хорошо и дорого одетые пьяницы, благоухающие парфюмом.

Здесь курят или не курят?

Здесь не курят.

— Частная жизнь — это та яма, куда пришло время нырнуть. Ничего не поделаешь, дружок. Се ля ви…

— Меня ничего не интересует, кроме благополучия моей семьи и моих детей. Погрузиться с головой в частную жизнь? А что — это выход. Я и семья, вот что самое главное. Как-то сохранить, сберечь… Еще можно сберечь-то?

— Нищебродам рай в шалаше.