Колесницы судьбы

Если предлагают этот эффект назвать моим именем, я не против. Но я бы поименовал его «парадоксом ответственности» или «воздействием патриотизма», как больше нравится».

Тут раздался телефонный звонок. Варя глянула на определитель. Ого, Петренко. Надо ответить.

– Салют, Варвара Игоревна! – раздался в трубке голос полковника. – Вот, решил проведать тебя, навестить.

– Ой. У меня не убрано. Да и не одета я.

– Поздно. Я еду, через сорок минут буду.

Что оставалось делать? За двадцать лет службы она привыкла слушаться старших – главным образом своего командира. Вот и теперь, хоть и в отставку вышла, не смогла решительно сказать «нет».

Проклиная себя, бросилась в душ, потом волосы укладывать и подкрашиваться. Посуду после завтрака надо в посудомойку убрать.

Дневник спрятала от греха в отцовский сейф в кабинете, ключ в вазу цветного стекла спрятала.

Петренко возник на пороге, как и обещал, ровно через сорок минут – подтянутый, чисто выбритый. Протянул девушке пакет с апельсинами и шоколадку. Сказал:

– Заходить не буду, чтобы тебя не смущать. Лучше пойдем прогуляемся. – И сделал рукой жест: типа, даже стены имеют уши.

Кононова спрятала дары в холодильник, нацепила бейсболку и кроссовки, а телефон, памятуя о петренковских пассах, оставила дома.

На улице было жарко и, очевидно, пахло гарью из рязанских лесов. Бывший начальник твердо взял девушку под руку и повлек в сторону Делегатского парка.

– Не часто вы нас с Алешей своими визитами жалуете, Сергей Александрович, ох, не часто! Чем обязаны?

– Говорю тебе: проведать решил. Посмотреть, как бывшая подчиненная проводит дни заслуженного отдыха.

– У меня все хорошо.

«Не буду ни о чем его спрашивать, – решила Варя. – Если хочет что-то сказать, пусть начинает сам».

Но полковник и не стал ходить вокруг да около:

– Говорят, ты опять за старое дело взялась?

– Кто говорит?

– Ты же знаешь, что на это обычно отвечают люди вроде меня? Стало известно из оперативных источников.

– Установили слежку через телефон?

– Досужие домыслы не комментирую. Лучше подумай сама: а это тебе точно надо?

– Лучше скажите, Сергей Александрович: а зачем вы меня двадцать лет назад раззадоривали этим самым делом – о гибели моих родителей? Почему вам тогда, в две тысячи первом году, вдруг понадобилось расследовать его, но когда я взялась, довольно быстро протрубили отбой? Или вы тогда просто хотели меня в ряды комиссии заманить, а дело о смерти мамы с папой стало приманкой?

– Считать, что вокруг тебя плетут заговоры, – верный признак паранойи, – покачал головой Петренко. – Если тебе нужны объяснения, как двадцать лет назад дело было, изволь. Наша комиссия, естественно, знала о существовании в системе Минобороны института, которым в последние годы командовал твой отец (тогда, заметь, я еще не служил). Насколько знаю, когда его в девяносто четвертом напрочь прикрыли, наши сожалели о том, что перспективные разработки зарезают на корню. Но и вздохнули с облегчением: непонятно, чего от этого ИППИ можно ожидать. Да и как бы не вышли их секретные разработки из-под контроля! А потом первое дело, с которым я в комиссии столкнулся, – было это, если не ошибаюсь, в девяносто девятом году – случилось как раз с выходцем из ИППИ. Был один такой офицер, летчик. Капитан. Жил себе, служил в военном городке. И вдруг «проснулся» – в ментальном смысле. Стал проявлять недюжинные экстрасенсорные способности. В казино миллионы выигрывал, бандитов мысленным карате укладывал… Мы его использовали в качестве живца, чтобы подловить одного агента вражеской спецслужбы… В итоге операция удалась…

– Да? А как его звали, того капитана? – невиннейшим голосом спросила Варвара: забрезжила у нее одна догадка.

– Да зачем тебе?

– Помните, как вы меня на службе дразнили? «Мадмуазель Хочу Все Знать». Да, я такая. Вот и сейчас хочу кое-что проверить.

– Полагаешь, этот человек к гибели твоего отца мог быть причастен? Даю тебе сто процентов гарантии: нет. Тот капитан человеком был болезненно честным и порядочным. Его для смерти твоих родителей вряд ли могли использовать, даже втемную. Капитан Кольцов, Иван Кольцов. Да почему звали? Он и сейчас, насколько я знаю, живой и здоровый. Только фамилию ему немного поменяли: с Кольцова – на Жильцова.

– Вот как! А где он нынче обретается?

– Спрятали мы его тогда, в девяносто девятом. От греха. В дальний гарнизон. Точнее, в ЗАТО – закрытое административно-территориальное образование. Называется Озерковск, или по-старому Свердловск-37. Он до сих пор там, как я знаю, проживает, с супругой своей, Еленой Барышевой, то есть теперь Жильцовой.

«Как странно! – подумалось Варе. – Я как раз сегодня впервые нахожу в записках отца фамилию этого человека – чуть не первого и самого сильного советского экстрасенса. Тут же является Петренко и выдает мне, по доброй воле, безо всякого нажима с моей стороны, историю этого самого капитана – и его сегодняшнее местонахождение».

Словно прочитав ее мысли, Петренко воскликнул:

– И все-таки! Я бы тебе сейчас категорически не посоветовал снова ворошить историю о гибели твоего отца.