Колесо Фортуны. Репрезентация человека и мира в английской культуре начала Нового века

К концу елизаветинского царствования идея «политического тела» властителя стала достаточно расхожим топосом.[249] Так, в «ученой» поэме Джона Нордена (1548–1625) «Vicissitudo rerum» («Круговорот сущего»,[250] 1600), основная тема которой – слияние противоположностей, мы читаем:

A body politicise,

or publike state,Hath like dissents, which yet assenting stands:
The King, the subiect, and the magistrate,Noble and base, rich, poore, peace, and warlike bands,Law, religion, idle, working handes,Old, yong, weake, strong, good men and euill bee
Dislike in parts, yet in consort agree.[251]

(Политическое тело, или публичное государство, / Наделено схожими противоречиями, которые все же образуют согласие: / Король, подданные и члены магистрата / Благородные и простолюдины, богатые, бедные, живущие в мире и принадлежащие к воинственным шайкам, / Законники, церковники, проводящие время в праздности, рабочие руки, / Старые, молодые, слабые, сильные, хорошие и плохие: / Несогласие между частями, однако оно разрешается гармонией.)

Вернемся, однако, к Елизавете и используемой ею символике. Феникс как один из символов политической репрезентации королевы соотносился с тем Фениксом, о котором говорили юристы, давая определения «политического тела» монарха. Заметим, что проблема «двух тел» властителя приобретала особую остроту в Англии, отошедшей в ходе Реформации от Папского престола. У уже упоминавшегося выше светила английского правоведения, Плоудена, образ Феникса присутствует опосредованно – через ссылки на труды своих итальянских коллег, отцов церкви и специалистов по каноническому праву. Но у таких образов обычно всегда есть подчиняющее себе реальность силовое поле: символическая система, будучи лишь затронутой, начинает активно воспроизводить сама себя.

На гравюрном портрете Елизаветы, выполненном, вероятно, Криспином де Пассе вскоре после разгрома в 1580 г. испанской Непобедимой Армады,[252] мы видим королеву со скипетром и державой, стоящую между двух колонн. На одной из колонн помещен герб Тюдоров, а вверху сидит Пеликан, кормящий детей кровью, на другой – Феникс.

Криспин де Пассе (?). Гравюрный портрет Елизаветы I. 1580 (?)

В церковной иконографии Пеликан и Феникс очень часто выступали как соотнесенная пара, которую порой сопровождали изображения Льва с тремя львятами и Единорога. Так, А. А. Морозов дает описание подобного комплекса, датированного второй половиной XV в. в церкви Св. Лоренца в Нюрнберге: «В центре – сцена Рождества с Марией, Иосифом и лежащим прямо на земле младенцем Иисусом. Прямоугольник с этим изображением заключен в ромбовидную рамку, в которой строго геометрически расположены эмблематические фигуры: в верхней части Пеликан с тремя птенцами, справа Феникс на костре, слева Единорог с Девой, внизу Лев с тремя львятами… В этой композиции интересно перенесение эмблематики, связанной с темой крестной смерти и воскресения Христа (Пеликан, Феникс), в богородичную иконографию».[253]

Пеликан был символом чистоты и самопожертвования: согласно легенде, Пеликан, если ему нечем накормить птенцов, расцарапывает себе клювом грудь и поит их кровью. Эта легенда, известная еще Плинию, была переосмыслена христианскими авторами, и образ Пеликана получил устойчивое метафорическое значение, став знаком Христа, искупившего Своею кровью первородный грех. Три птенца Пеликана символически соотносились с тремя днями, прошедшими после положения во гроб Христа перед Его воскресением.[254] Однако ко второй половине XVI в. это религиозно-символическое значение образа Пеликана постепенно стало расщепляться и соседствовать с дидактико-политическим.[255] Так, в сборнике эмблем Адриана Юния (1565) изображение Пеликана снабжено девизом: «Quodinteestprome» («Что заключено в тебе, развивай»), но рядом помещен и иной девиз: «Prolegeetgrege» («За своих свой народ и право»).[256]