Колесо Фортуны. Репрезентация человека и мира в английской культуре начала Нового века

Эмблема предлагала зрителю некую тонкую образную сеть, призванную уловить пульсирующий, переменчивый смысл, – приглашала к диалогу и размышлению, задавая мысли направление движения, но вовсе не давала готовых ответов. Один из авторов той эпохи, писавший об эмблемах, Ахилл Боккий, сформулировал это следующим образом: «Не возомни, любезный читатель, что сии изображения, зовомые эмблематами, которые дошли до нас издревле, сотворены из ничего, и значения, которые они предлагают, могут быть так просто поняты; они скорее оболочки, которые скрывают неизменное и вечное знание, дабы дурные и испорченные люди не осквернили Святость и Святыню, то святое и священное знание, которое должно быть открыто и доступно лишь добрым, и только им, ибо они лелеют свою сияющую чистоту и отвращаются от всякого низменного чувства».[289] В этом отношении вся культура, возникшая вокруг эмблем, была воплощением свойственного позднему Возрождению и Барокко стремления, выраженного в словах Бенвенуто Челлини о том, что истинный мастер «призван находить невидимые вещи, скрытые в тени естественных предметов, и воспроизводить их своей рукой, являя взору то, чего, казалось, ранее не существовало».[290]

Характерно, что по мере развития традиции emblemata многие издатели предлагали читателям книги, где присутствовали только symbolon и motto, тогда как для subscriptio были оставлены в поле листа специальные рамки, которые читатель мог заполнить сам. Примером тому может служить изданная в 1593 г. во Франкфурте книга «Emblemata nobiliati et vulgo scitu»,[291] оформленная гравюрами Теодора де Бри. И помня о такого рода изданиях, мы точнее поймем слова нидерландского художника и гравера Карела ван Мандера, заметившего, что для понимания эмблематических образов «надобны смекалка, воображение и тонкое чутье, но не робкая нерешительность… всякий человек наделен правом разрешать сии сюжеты своим собственным умом и интеллектом».[292]

Theodor de Bry. Emblemata nobiliati et vulgo scitu. Frankfurt, 1593

Сложные отношения эмблематики и портретной живописи той эпохи раскрывает «Портрет лорда Эдварда Расселла, графа Бедфорда» работы неизвестного художника, выполненный в 1573 г. Портрет хранился в фамильном поместье Расселлов, Уобурн Эбби, названном в память цистерцианского монастыря, построенного на этом месте в XIII в.

Джордж Перфект Гардинг. Копия портрета Эдварда Рассела работы неизвестного художника. Нач. XVIII в. Национальная портретная галерея, Лондон

Существует также акварельная копия портрета, выполненная Джорджем Гардингом и весьма точно воспроизводящая детали оригинала, однако на ней отсутствуют надписи с именем модели и указанием ее возраста.[293]

На портрете изображен молодой человек, держащий в правой руке клубок из пяти змей, две из которых сжимают в пасти листок с «инскриптой»: «FIDES. HOMINL/ SERPETIBVS. FRAVS» – «Верность человеку, а змеям коварство». Над левым плечом модели – надпись: Edward Russell, eldest son of Francis 2nd Earl of Bedford» («Эдвард Расселл, старший сын 2 графа Бедфорд»). В правом верхнем углу – еще один текст: «1573/ AET SVAE 22» («В 1573, в возр[асте] 22 лет»). В левом верхнем углу портрета помещено «окно», в котором прорисована фигура молодого человека, стоящего в центре концентрического лабиринта (ил. 30).

Под этой вполне «символической» картиной, помещенной в окне, дана надпись, очевидно, выполняющая роль девиза: «FATA VIAM. INVENIENT» «Судьбы отыщут путь».

Фигурка в лабиринте достаточно точно соответствует одной из эмблем в сборнике «Театр изящных девизов», составленном Томасом Комбом и изданном в Лондоне в 1591 г.[294]

Thomas Combe. The Theater of Fine Devices. London, 1591

Гравюре из сборника Комба был приписан девиз:

The way to pleasure is so plaine,
To thread the path few can refraine.

[Путь к наслаждению столь легок,/ что немногие могут воздержаться от того, чтобы [этим путем] последовать].

Истолкование же гравюры и девиза следующее: