Колесо на крыше

— Да что ты! — упавшим голосом сказала Яна. — Ведь еще утром разговор был, какой дедушка крепкий и ум у него ясный, а ведь девяносто четвертый год пошел. До сих пор каждый день пешком в Тернаад ходит.

— Но я же собственными глазами видела, как он со всех ног бежал к старой лодке с пилой и лопатой.

— Он с утра как обычно ушел. Где же он пилу с лопатой взял? Сейчас посмотрю. — И Янка стремглав выбежала из комнаты.

Оставшись одна, Яна выглянула в окно. Мимо шла Лена, мать Лины, с корзиной в руках — наверное, в магазин. Яна выскочила на крыльцо.

— Лена, поди-ка сюда на минутку, — позвала она заговорщицки.

Не успела Лена подойти, как шторы на всех окнах враз задернулись, все женщины высыпали каждая на свое крыльцо. Некоторые с метлами, будто бы только подмести, другие не скрывали любопытства. Даже бабушка Сивилла III дома не усидела.

Яна сразу замахала рукой: мол, подходите скорее. Женщины обрадовались и бегом побежали к Яне. Бабушке Сивилле III за ними не угнаться, поэтому она села в качалку и стала с нетерпением дожидаться новостей. Она даже леденец в рот забыла положить, так в руке и держала.

Женщины сбежались как раз в тот момент, когда из-за дома выскочила Янка, внучка Доувы.

— И верно, Яна, — чуть не плача, закричала она, белая как полотно. — С собой пилу унес. На месте нет. Она все эти годы над камином висела, а сейчас я хвать — нет ее. Наверное, он в дом заходил, пока я в магазин бегала.

— А что, что случилось? — не вытерпела мать Лины.

— Да старый Доува совсем рассудка лишился. А твоя Лина за ним побежала, — сказала Яна, — да только чем она, голубонька, поможет, если он не в себе.

— Он иногда такой упрямый — ничего слушать не хочет, — вставила внучка Доувы.

— И как назло, все мужчины в море! — воскликнула одна из женщин.

И, оживленно переговариваясь, они двинулись к дамбе.

— И впрямь ни одного мужчины в деревне, даже учителя с Янусом нет, — добавила другая.

Яна прямо оторопела.

— Моего Януса нет?

— Да, бросил дом, вишню свою, взял грабли, и учитель с четырьмя мальчишками куда-то его на кресле увезли.

Яна ушам своим не поверила.

— Быть того не может! Чтобы он позволил мальчишкам катить свое кресло — да быть того не может!

— Тогда считай меня лгуньей, — обиделась женщина, — но я собственными глазами видела. Еще крикнула вдогонку: «Что случилось, Янус?» И знаете, что он ответил: «Ничего, соседушка, ничего особенного. Просто с тех пор, как акула мне ноги откусила, я первый раз жизни радуюсь».

— Какая еще акула? — переспросила Яна, окончательно сбитая с толку. — Что же это такое? Все, что ли, с ума посходили?

Женщины поравнялись с крыльцом бабушки Сивиллы.

— Что делается-то, а? — крикнула ей Яна. — Вы только посмотрите, что делается! Все вверх дном у нас в Приморке.

И они поспешили дальше, бабушка Сивилла даже рта раскрыть не успела. Только проводила их взглядом и прошептала, усмехнувшись:

— А все вверх дном, Яна, из-за обычного тележного колеса.

Довольная, она сунула в рот леденец и стала раскачиваться в своем кресле.

А женщины тем временем уже добежали до дамбы, теряясь в страшных догадках — что-то сейчас увидят?

На дамбе они выстроились в ряд и во все глаза уставились на старую лодку: вон стоит на коленях Доува и пилит, пилит что есть мочи.

— А где же Лина? — не выдержала ее мать.

Девочки нигде не было — ни у лодки, ни у дамбы.

— Ой, — вдруг вскрикнула одна из женщин, — никак, прилив начинается?

Далеко, у самых островов, словно серебряная ниточка тянулась, шла первая приливная волна.

— Вон, у островов, неужели не видно? — Она указала пальцем вдаль.

— И впрямь прилив, — поддакнула другая. — Надо Доуву с лодки снять, пока он от дамбы не отрезан. В прилив лодку совсем заливает.

Путаясь в юбках, спотыкаясь в тяжелых деревянных башмаках, они побежали к лодке. Но волна опередила их. Серебряная ниточка на горизонте вдруг змеей подползла к самым ногам и громко зашипела. За первой волной шла вторая, побольше, а далеко в море уже вздымались рычащие буруны, вот-вот бросятся на сушу.

Старый Доува посмотрел на море.

— Ну как, откопала? — крикнул он. — Минут через пять прилив и до нас доберется.

— Еще чуть-чуть, — ответила Лина, — оно очень большое. — И снова принялась за работу.

Доува продолжал пилить, а Лина — откапывать колесо.

— Готово, — сказала она через минуту, потом, отдышавшись, добавила: — Такое тяжелое, что и с места не сдвинешь.

Не успела она договорить, как, шипя, подкралась первая волна и ужалила ноги холодом. Лине стало страшно.

— Вода! Начинается прилив!

Старик наклонился над отверстием.

— По веревке наверх можешь забраться?

— Нет, ни разу не получалось, все платье мешает.

— Тогда снимай платье.

Лина на мгновение замолчала.

— А в платье нельзя?

— Смотри, прилив таких скромниц, как ты, ждать не будет. Привяжи веревку к колесу, иначе нам его не вытащить. Потом я ее натяну — и ты по ней залезешь.

Лина вновь замолчала, потом смущенно пробормотала:

— Всё. Веревку привязала, а платье вокруг шеи обмотала.

Старик крепко уперся ногами в края отверстия, натянул веревку, чтобы Лине было легче подняться.