На дне шевельнулось лицо. Встрепенулись губы, поплыли волосы, заморгали глаза. Но не было в них злобы. Черты лица были расплывчаты, растерянны. Что-то привычное показалось Ягану в этом лице. Где он его видел? Узкий подбородок, густые, сросшиеся у переносицы брови, маленькие аккуратные уши. И этот шрам на щеке…
Лицо быстро приближалось. Яган, как бы обороняясь, вытянул руку и коснулся дна. Пальцы скользнули по гладкой поверхности, уперлись в лицо. Но оно не дрогнуло, не растаяло. Оно лежало на дне.
Шрам на щеке! Это же его шрам, заработанный на буровой. Вот оно что!..
Яган двумя руками поднял со дна зеркало. Вынырнув, улыбнулся, облегченно вздохнул. Вот и конец пугающей легенде.
И вдруг увидел, что, вытесняя его лицо, в зеркало входит другое — искаженное злобой…
Зеркало выпало из рук и ушло на дно. Дернув за веревку, Яган стал быстро подниматься, не решаясь глянуть вниз.
Сердце горячо колотилось. Он был вынужден замереть, чтоб хоть немного его унять.
Что же это могло быть? Кто-нибудь из друзей заглянул в колодец и зеркало поймало отражение?
Нет, слишком свиреп был взгляд. Он видел его в колодце. Тот самый. С другим не спутаешь.
Яган дернул за веревку и в который раз за короткое время оторопел: прямо на него смотрели чьи-то бешеные глаза.
Вот оно! В стене колодца, в небольшой нише, висел чей-то портрет. Яган сорвал его. Ну, все! Теперь уже конец! Отражаясь в зеркале на дне, портрет и производил необходимый кому-то эффект. Видимо, церковники в селе, пытаясь запугать свой тающий приход, придумали это «чудо» — с зеркалом и портретом…
Держась за канат, Никушор опасливо осмотрелся. Сидеть в колодце уже не хотелось. Внизу, в воде, шевелилось что-то темное, из небольшой ниши в стене на него глядел — Никушор готов был поклясться! — чей-то круглый глаз.
Никушор решил немедля подняться к людям. Нет, он не боялся, нет. Чего тут бояться? Ведь легенды на то и легенды, чтоб не оборачиваться былью. И рассказ отца только подтверждал эту мысль.
В конце концов, испытать себя на «космическое одиночество» он мог и в канализационной трубе.
И Никушор начал подъем. Но тут ему вдруг на голову прыгнула лягушка. Он выпустил из рук канат и сорвался в воду.
О том, что это была лягушка, он догадался позже, а тогда отчаянно барахтался в мрачной воде и чувствовал, что уходит на дно.
Никушор понял, что тонет. Кричать? Очень хотелось кричать, но язык, казалось, прилип к нёбу, руки деревенели, ноги больше не слушались.
— Па-ап! — с силой вдруг выдохнул Никушор и захлебнулся: зеленая вода колодца была холодной и несговорчивой.
Он камнем шел на дно.
Вынырнув, однако, Никушор услышал, что труба колодца еще содрогается от его только что отлетевшего крика:
«… а-ап!»
Он успел заметить конец веревки и круглый глаз лягушки. И снова пошел ко дну. Но теперь сквозь толщу воды светил ему глаз лягушки. Это была жизнь.
И Никушор рванулся, забил ногами, подгреб под себя воду и вынырнул. Вот он, конец веревки. И зеленая лягушка. И ее круглый глаз.
Никушор подтянулся и вылез из воды, а лягушка — наоборот, прыгнула в воду…
Да, два этих случая забыть невозможно.
Никушор, вспомнив все это, поежился. Как теперь выбраться из подвала? Он сделал шаг. Прислушался. Ему почудилось, что из угла кто-то смотрит. Замер. Нет, никого. Сделал шаг в сторону. И вдруг что-то, зазвенев, упало. Звук был похож на звон гитарной струны. Внезапно над головой грохнуло, посыпалась пыль, и Никушор очутился в желтом квадрате света. Он отскочил в угол.
В открывшийся в потолке люк заглядывали две фигуры. Никушор увидел легкую деревянную лестницу.
— У нас, кажется, гости, — сказал один из пришельцев.
— К тому же непрошеные, — подхватил другой.
Яркий свет карманного фонаря ослепил Никушора. Гром с Прилипалой спустились по лесенке в подвал, закрыли за собой люк.
— Вот ты-то нам и нужен. — Гром вплотную подошел к Никушору. — Для полного счастья. Здравствуйте, любитель спортвелосипедов.
— Добро пожаловать! — Прилипала наклонился к Никушору, расставив руки, запел:
Оборвав песенку, вплотную приблизился к Никушору и сделал широкий жест.
— А стоять на сцене, освещенной софитами, и владеть танцующей публикой, ты хочешь?
Никушор в недоумении пожал плечами.
— А играть в ансамбле «Серебряные струны»? Никушор растерянно захлопал ресницами.
— А ловить улыбки зала? — не отставал Прилипала.
— Да не знаю я! — крикнул Никушор. — Отстань!
— Не можешь? — мягко спросил Гром. — Научим.
— Не хочешь? — вкрадчиво подхватил Прилипала. — Заставим. Так просто, как ты сюда вошел, уже не выйдешь.
Отстранив ребят, Никушор сел в кресло у стены. Выждав, спросил:
— Нет, серьезно: я-то вам на что?
— У нас квартет. Четвертым будешь. Был тут один… — вздохнул Прилипала.