Кальконис принюхался к воздуху, надеясь в его ароматической составляющей обнаружить объяснение необычному явлению. Но чувствительный к всевозможному парфюму нос сэра Лионеля уловил лишь томный запах травы долгожителей - рейгана и тонкий немного терпкий аромат эвкалипта, к которому примешивалось слабое благоухание лимона.
Продолжая с растущей тревогой наблюдать за безмолвным росомоном, Кальконис попытался проанализировать увиденное и пришёл к выводу, что это не могло быть остаточным воздействием тёмной эманации зла. Аваддон, без сомнения, навсегда присоединился к сонму тёмных сущностей - адептов Малаха Га-Мавета, и из мира бесплотных теней не может влиять на жизнь людей. Правда, оставались многочисленные ученики, да и просто прихлебатели чародея, от которых можно ожидать чего угодно. (Пример с покушением на Ярила-кудесника с помощью призванных во сне разбойников был ещё свеж в памяти сэра Лионеля.) И всё же что-то подсказывало Кальконису: дымное облако не может быть порождением зла, потому что боль, страх и горе не пахнут светлой надеждой и безудержной радостью. А запах, оставшийся внутри дормеза после того как туманная дымка истаяла, был именно таким!
Сэр Лионель подался вперёд, ничуть не заботясь о том, как воспримет кузнец подобную бестактность. Милав с удивлением посмотрел в глаза Кальконису, на дне которых трепетал вопрос. Росомон сумел прочитать его, потому что тихо спросил:
- Вы не заметили ничего странного?
- Где? - Кальконис решил немного потянуть время, потому что не мог определиться, как следует вести себя с росомоном после всего увиденного.
Милав неожиданно улыбнулся знакомой открытой улыбкой, сразу перенёсшей сэра Лионеля в то счастливое время, когда их было трое, и когда все они были по-настоящему счастливы.
- За что я люблю вас, сэр Лионель, - продолжал улыбаться Милав, - так это за то, что вы совершенно не умеете лгать!
- Вообще-то я и не собирался этого делать... - смутился Кальконис.
- Тогда ответьте на мой вопрос честно. - Милав продолжал изучать лицо своего собеседника. - Что вы видели?
- Я видел странный дым, окутавший ваше тело. Потом дым быстро растаял.
- Значит, это был не сон... - задумчиво проговорил кузнец.
- Конечно не сон! - подтвердил Кальконис. - Если только мы не спали, и не видели одно и то же!
- Едва ли, - грустно произнёс Милав. - Я бы не хотел, чтобы и вам снилось то же, что мне... - Кузнец на секунду замер, а потом проговорил потеплевшим голосом: - Впервые с момента последней битвы с Аваддоном, у меня появилась надежда...
- О чём вы, Милав? - не понял Кальконис.
- Я говорю о будущем, сэр Лионель. О нашем с вами будущем... - Милав усталым жестом провёл по глазам и произнёс фразу, нисколько не добавившую понимания: - Теперь я почти нормально смогу спать...
Кальконис некоторое время ждал продолжения неожиданной исповеди, но прошла минута, истекла вторая, а Милав молчал. Когда сэр Лионель отважился посмотреть в глаза росомону, Милав уже спал. Дыхание его было глубоким, глаза плотно закрыты, на искусанных губах блуждала счастливая улыбка ребёнка, после долгой разлуки встретившегося со своими родителями...
Сэр Лионель украдкой смахнул слезинку, скользнувшую по обветренной щеке (это всё благовония виноваты, их в дормезе такая концентрация!), и жестом заботливой матери укрыл расслабленное счастливыми сновидениями могучее тело кузнеца-росомона.
Вернувшись на свое место, Кальконис вновь почувствовал тот же самый запах. Но теперь аромат не просто витал в богато убранном дормезе, теперь он настойчиво просился, чтобы и сэр Лионель впустил его в себя. Кальконис раздумывал недолго. Выбор его был несложным: если он собирается разделить с Милавом все тяготы обратного пути в страну Рос (так оно и было), то он не должен сопротивляться благовонию, потому что именно этот удивительный аромат вернул Милаву веру в самого себя.
Милав спал долго. Кальконис дважды выходил из дормеза, чтобы размять затёкшие от долгого неподвижного сидения ноги и обдумать их дальнейший путь. До сегодняшнего дня между ними об этом не было сказано ни слова. Милав вёл себя как тяжело раненый, которого везут на излечение, но которому совершенно всё равно - куда. Кальконис нисколько не сомневался, что в состоянии задумчивой прострации, Милав вообще ничего не замечает вокруг. Если почётный эскорт королевского токонга неожиданно покинет их, и им придётся идти пешком, то и в этом случае Милав будет бездумно переставлять ноги, ни о чём не спрашивая, ничего не видя, кроме внутренних образов, которыми он жил все последние дни. К великому счастью сэра Лионеля, сегодня он вновь увидел в глазах росомона тот негасимый пламень веры в правильности своих действий, который привёл их в логово Аваддона и который немногими днями ранее заставил Калькониса сделать выбор между бездомным бродягой, каким он был все прежние годы, и человеком, воином, росомоном, на которого надеются его друзья и ради которого они не однажды рисковали своими жизнями.