Колесо страха

— Каранак, я говорил вам об эксперименте, который меня очень интересует. Вместо того чтобы быть вольным или невольным наблюдателем… или не наблюдателем, это мне решать… — Он сделал многозначительную паузу, давая мне почувствовать скрытую в этих словах угрозу. — Я предлагаю вам поучаствовать в этом эксперименте. У меня есть причины считать, что в случае удачи награда будет неизмерима. Я делаю это не без умысла. Признаюсь, что пока мой эксперимент не увенчался полным успехом. Определенных результатов я достиг — но не тех, на которые надеялся. Но то, что вы рассказали мне о Коре, доказывает, что вы — не преграда для материализации этих существ… сил или сущностей, если вам так угодно, неведомых энергий, которые могут принимать форму и облекаться в материю, повинуясь неким законам. Законам, которые можно познать. И которые уже познаны. К тому же в вас течет кровь древнего Карнака, и в вас живет память этой древней культуры. Возможно, она подскажет мне что-то, что я упустил. Возможно, с вашей помощью сущность, которую я хочу призвать, проявится во всей своей силе — и дарует силу нам.

— Что это за сущность? — спросил я.

— Вы сами назвали ее, — ответил он. — Та, что пробуждалась в Алькаразе в древнем Карнаке. Сущность, которую призывал в свои храмы мой народ задолго до того, как были возведены стены Иса или камни Карнака… Собиратель в пирамиде… Тьма…

По моей коже пробежал мороз, но де Керадель этого не заметил. Я ожидал этих слов и был к ним готов.

Я посмотрел на Дахут и долго не отводил взгляда. Я надеялся, что хотя бы де Керадель поверит в эту мою уловку. Наконец я тоже хлопнул рукой по столу.

— Де Керадель, я с вами.

В конце концов, разве не для этого я сюда прибыл?

ГЛАВА 16 Mael bennique

— Выпьем же за это! — сказал де Керадель.

Он отпустил слуг, открыл шкафчик и достал оттуда графин, прочно закупоренный пробкой. Графин был наполовину полон какой-то зеленой жидкости. Де Керадель налил три рюмки и быстро закрыл графин. Я поднял рюмку.

— Подождите! — одернул он меня.

Со дна рюмки поднимались пузырьки — и, глядя на них, я представил себе крошечные бриллианты в бокале или кристаллы на дне моря у самого берега, кристаллы, преломляющие солнечный свет. Они всплывали все быстрее и быстрее, от зеленого напитка вдруг повалил пар, затем жидкость посветлела, стала прозрачной.

Де Керадель поднял рюмку.

— Каранак, добровольно ли вы присоединяетесь к нам?

— Добровольно ли ты присоединяешься к нам, Ален де Карнак? — вторила ему мадемуазель.

— Добровольно, — ответил я.

Мы чокнулись и выпили.

Это был странный напиток. Он проник в мой мозг и нервы и подарил мне невероятное ощущение свободы, сбросил с меня оковы ограничений, обратил мои старые представления о мире в прах и вытряхнул этот прах из моей головы. Я чувствовал себя змеей, сбросившей старую кожу. Воспоминания тускнели, таяли, изменялись. Неописуемое чувство свободы… Мне было дозволено все, ибо я был по ту сторону добра и зла, подобно богу. Я мог делать все, что хотел, ибо нет ни добра, ни зла, а лишь воля моя…

— Теперь вы с нами, — сказал де Керадель.

— Теперь ты с нами, Ален, — прошептала мадемуазель.

Ее глаза, казалось, были закрыты, но мне помнилось, будто я вижу в них пурпурное пламя. Де Керадель заслонил глаза ладонями, но мне почудилось, что между его пальцев льется свет.

— Каранак… — сказал он. — Ты не спросил меня, что это за Собиратель… Что это за сущность, которую я хочу призвать. Это оттого, что ты уже знаешь?

— Нет, — ответил я и хотел было сказать, что для меня это не имеет значения, но тут же понял, что это имело значение для меня, что мне было важно знать это.

— Один гениальный англичанин, — продолжал де Керадель, — однажды идеально сформулировал материалистическое кредо. Он сказал, что само существование человека — случайность, лишь миг в истории планеты. Он указал, что наука все еще ничего не знает о той цепочке причин и следствий, которая повлекла за собой превращение мертвой органики в предков человека. А если бы наука и знала, это было бы не важно. Голод, болезни, войны — сиделки человечества, именно они привели к постепенному развитию существ, наделенных сознанием. И эти существа были достаточно умны, чтобы понимать свою ничтожность. История прошедших времен состоит из крови и слез, молчаливого согласия, нелепых ошибок, слепых бунтов и пустых надежд. В конечном итоге энергия нашей Солнечной системы иссякнет, Солнце погаснет, наша планета будет опустошена. Человечество исчезнет, а все человеческие достижения будут забыты. Материя перестанет осознавать себя. Все вернется на круги своя. И весь человеческий труд, вся увлеченность, все сострадание, любовь или все муки человеческие этого не изменят.

— Это не так, — сказал я, чувствуя, как нарастает во мне ощущение божественной силы.