Колесо тьмы

— Ты ошибаешься. Сорван только внешний панцирь — то интеллектуальное супероружие, которое ты недавно приобрел. Ядро, сердцевина твоего существа остается — во всяком случае, пока. Если бы она исчезла, ты бы об этом знал, сам понимаешь. И мы бы сейчас с тобой не разговаривали.

— Что я могу сделать? Я больше не в силах бороться.

— В том-то и проблема. Ты смотришь на дело не с той стороны, смотришь как на борьбу. Забыл, чему тебя учили?

Какое-то время Пендергаст сидел, непонимающе уставившись на брата. Потом, совершенно неожиданно, до него дошло.

— Лама, — выдохнул он.

Диоген усмехнулся:

— Браво.

— Откуда… — Спецагент осекся, потом начал заново: — Откуда тебе известны такие вещи?

— Тебе они тоже известны. Но в какой-то момент ты просто перенапрягся и не смог их увидеть. А теперь иди и не греши.

Пендергаст кинул взгляд в сторону от брата, к полоскам золотого света, падающим сквозь решетчатую дверь. С легким удивлением он осознал, что боится; меньше всего на свете ему хотелось выходить наружу.

Вздохнув поглубже, Пендергаст усилием воли заставил себя толкнуть дверь.

Зияющая, неистовая чернота в очередной раз окружила его. Вновь возникла голодная, обволакивающая субстанция; вновь он почувствовал внутри себя страшную и отвратительную чужеродность, которая проталкивалась через его мысли, вторгаясь в самые сокровенные чувства. Это насилие казалось более глубоким, опустошительным и ненасытным, чем все, что он прежде мог вообразить. Пендергаст почувствовал себя абсолютно, немыслимо одиноким; каким-то образом это вышло хуже всякой боли.

Спецагент сделал глубокий вдох, призывая на помощь последние ресурсы физических и эмоциональных сил. Он знал, что у него есть только один шанс; после этого он погибнет навсегда, будет полностью поглощен.

Постаравшись как можно лучше освободить ум, Пендергаст вспомнил учение ламы о вожделении. Представил себя на поверхности озера неопределенного цвета, очень соленого и точно соответствующего температуре тела. Представил, как лежит на поверхности воды совершенно неподвижно. Затем — и это оказалось труднее всего — перестал бороться с прожорливым, алчущим добычи существом.

— Ты боишься уничтожения? — спросил он себя.

Пауза.

— Нет.

— Ты беспокоишься о том, чтобы сделаться пустотой?

Пауза.

— Нет.

— Ты желаешь от всего отказаться?

— Да.

— Отдаться этому полностью?

Теперь уже быстрее:

— Да.

— Тогда ты готов.

Тело его свела долгая судорога, затем отпустила. Всем своим существом — каждым мускулом, каждым синапсом — он ощутил, как тульпа запнулась, приостановилась, точно в сомнении. Последовал странный, неописуемый момент статического равновесия. Потом, очень медленно, чужеродная сущность ослабила хватку.

И когда это произошло, Пендергаст услышал голос брата:

— Vale, frater [50].

На миг Диоген вновь сделался видимым. Потом, так же быстро, как и появился, образ его начал исчезать, истаивать.

— Погоди, не уходи, — окликнул его Пендергаст.

— Но я должен.

— Мне надо знать. Ты действительно умер?

Диоген не ответил.

— Почему ты сейчас это сделал? Почему мне помог?

— Я сделал это не ради тебя, а ради своего ребенка.

И, прежде чем раствориться в темноте, напоследок улыбнулся — тонко, едва различимо, загадочно.

Констанс сидела в кресле в ногах Пендергаста. Уже с десяток раз она поднимала пистолет, целилась опекуну в сердце — и всякий раз отступала, колеблясь. Девушка вряд ли заметила, что корабль выровнялся и, как раньше, устремился вперед на высокой скорости. Для нее окружающее перестало существовать.

Больше ждать невозможно. Жестоко позволять ему страдать. Алоизий всегда был добр к ней; нужно проявить уважение к его желанию. Ибо то, что она собиралась сейчас сделать — в этом Констанс была уверена, — было бы и его желанием. Крепче сжав в руке пистолет, она подняла его со вновь обретенной решимостью.

Яростная судорога сотрясла тело Пендергаста. Через мгновение веки его дрогнули и глаза открылись.

— Алоизий? — позвала Констанс.

Какое-то время Пендергаст не двигался. Потом чуть кивнул, почти неприметно.

Внезапно Констанс почувствовала присутствие дымного призрака. Существо материализовалось за плечом ожившего Пендергаста. Несколько мгновений демон оставался неподвижным, затем начал дергаться: сперва в одну сторону, потом — в другую, почти как собака, берущая след, и наконец стал медленно удаляться.

— Не вмешивайся, — одними губами произнес Пендергаст.

И на миг Констанс испугалась, что опекун все еще во власти чудовищной перемены. Но вот он снова открыл глаза, посмотрел на нее, и девушка тотчас поняла правду.

— Ты вернулся, — прошептала она.

Спецагент кивнул.

— Как?

Голос его был очень слаб, едва слышен:

— То, что я воспринял, когда узрел Агозиен, сгорело в борьбе. Немного похоже на процесс литья по восковым моделям. Воск выгорает, металл остается. Все, что теперь осталось, является… подлинным.

Слабым, болезненным движением Пендергаст поднял руку. Не говоря ни слова, Констанс опустилась рядом на колени и крепко ее сжала.

— Дай мне отдохнуть, — прошептал он. — Две минуты, не больше. Потом мы должны идти.