Колесо времени

Н. Локьер, основываясь на своих расчетах, высказал также убеждение, что жрецы Стоунхенджа стали наблюдать точки солнцестояний лишь к 1600 году до нашей эры, после чего визиры майско-ноябрьского календаря потеряли значение главных направлений на горизонт. Так это было в действительности или нет, судить археологам было нелегко. К тому же озадачивало то, что исключительно важные календарные моменты равноденствий — весеннего и осеннего в структурах храма выявить пока не удавалось. В самом деле, Н. Локьеру при всех его стараниях и интуитивной прозорливости так и не удалось обнаружить, какие из структур Стоунхенджа ориентировали глаз человека на горизонт, где следовало ожидать восхода и захода солнца в дни равноденствий, когда природа или готовилась к возрождению (весна) или, напротив, начинала медленно «умирать» (осень). Случись это, и можно было бы говорить о том, что жрецы святилища подразделяли год на 8 частей, своего рода месяцев, по 45 дней каждый.

Но уже достаточно и того, что Н. Локьер совершил.

Он впервые профессионально и с обычной для представителя естественных наук основательностью попытался увязать в единое целое астрономию и археологию. Астроархеология открыла перед историками культуры захватывающие перспективы. Н. Локьеру, знакомому с мифологией и календарными культами, стало ясно, что за пристальным вниманием жрецов святилища к ключевым моментам в «жизни» дневного светила, когда совершались переходы от одного сезона к другому, просматривались основополагающие контуры астральной религиозной системы людей бронзового века. Сообщения античных авторов о небесной музыке кифары бога, который будто бы во времена оны посещал туманный Альбион, и о постоянных звуках кифар жрецов в святилище гипербореев могли восприниматься теперь как многозначительные намеки на священные ритуальные действа, связанные с обрядами служителей первобытных богов по случаю календарных языческих празднеств. Взаимосвязь нарождающейся науки древних мудрецов и привитого жрецами к ее неокрепшему стволу религиозного пустоцвета неожиданно раскрылась во всей зловещей обнаженности. Ясно стало и иное: если Н. Локьер был прав, то его идея не просто открывала новые горизонты во взглядах на первобытное общество. Она противоречила самым фундаментальным представлениям археологов о древнем человеке, взрывая их и разнося вдребезги.

Как показали последующие события, это и определило существо трагедии — его личной и той науки, которую он имел честь представлять. Кажется, археологи, призванные по долгу службы благоговейно восстановить для современников истинный облик их далеких предков, должны были приветствовать новую отрасль науки, рожденную на стыке астрономии, археологии и истории культуры. Парадоксально, но, как уже, увы, случалось в истории науки не однажды, все оказалось наоборот. Археологи сначала делали вид, что из-за очевидной для них несерьезности сюжета не замечают ни выступлений, ни статей о Стоунхендже специалиста по Солнцу Н. Локьера. Он же, удивленный равнодушием и полным отсутствием интереса к результатам своих исследований, в свою очередь заподозрил, по-видимому, археологов в намеренном уклонении от своего профессионального долга и позволил себе дать им советы. Поэтому-то, очевидно, в 1905 году в журнале «Nature» появилась статья «Несколько вопросов археологам». Это сочинение знатоки древности восприняли о раздраженном возмущением.

Позже говорили, что статья в «Nature» появилась по недосмотру редакции. В это стоило, пожалуй, поверить, если бы не одна «частность» — основателем и редактором журнала в течение полувека оставался ни кто иной, как астрофизик сэр Джозеф Норман Локьер. Как бы, однако, ни было, но вскоре разразился грандиозный скандал, на полвека вперед определивший болезненно острое неприятие археологами тех, кто в их епархии осмеливался говорить об астрономических аспектах древних памятников.

Трудно отделаться от впечатления, что математико-астрономические выкладки Н. Локьера показались английским археологам не более чем ловкими манипуляциями очередного любителя колпачить профессионалов. Недаром знаток своих соотечественников Шерлок Холмс однажды сказал с нескрываемой досадой: «Мы, англичане, — консерваторы. Любой человек, отличающийся от нас образом мышления, уже кажется нам мошенником». В оценках Стоунхенджа специалисты по древностям предпочитали, изничтожив в критическом пылу Н. Локьера, использовать излюбленный в затруднительных случаях и, как им представлялось, неотразимый по силе, а главное, строгой академической многозначительности ход: если объект непонятен, то его следует объявить «культовым», предназначенным «для отправления обрядов», а то и «торжественных ритуальных процессий». Астрономический аспект святилища представлялся археологам неопределенным (как будто кто-то может судить об этом лучше астронома!), а цель ориентации — туманной, хотя и не отрицалось, что она имела какое-то не ведомое никому «ритуальное значение».