Через 15 минут боя нападавшие были практически полностью уничтожены. Те из них, кто уцелел, сбежали под защиту леса. Николай крикнул, чтобы продолжали стрелять в направлении возможного отхода противника, но то ли его не слышали сквозь грохот боя, то ли нет. Казаки продолжали вести ураганный огонь ещё минут десять, отправляя его вглубь леса, пока, постепенно, очереди не начали стихать, и не наступила звенящая тишина, нарушаемая лишь кашлем бойцом и их тяжёлым дыханием.
В ушах звенело, их как заложило ватой. Николай не сразу услышал рокот и лязг, а услышав, не поверил своим ушам — танк! Они танк пригнали! Пока группа нападала на периметр, под завесой взрывов они пригнали сюда настоящий боевой танк, который сразу дал о себе знал — выстрел из танковой пушки снёс одну из огневых точек Николая вместе с двумя бойцами из пулемётного расчёта. Второй проделал дыру в колючке, и танк пошёл прямо по минному полю, впереди выставив приспособление для разминирования — что‑то вроде огромного тяжёлого культиватора, катящегося по земле и взрывающего все мины, по которым проехал. Следом за ним бежали нападающие.
«Ну вот нам и конец!» — подумал Колян и бегом кинулся к заранее подготовленному месту. Там, в заранее выкопанной ячейке, лежали пять заряженных и подготовленных к стрельбе гранатометов — только снять предохранитель, взвести курок, направить трубу в сторону цели и нажать курок. На курсах бойцов строго–настрого запрещалось переносить заряженные гранатомёты, их надо было разряжать, а перед боем проводить всю процедуру снова.
Война в Афганистане быстро отучила от такой роскоши, как неготовность к бою и по настоянию офицеров солдаты всегда были готовы сразу применить своё единственное противотанковое оружие. Николай заранее зарядил в гранатомёты тандемные бронебойные гранаты ПГ-7ВР, чему был несравненно рад. Он, конечно, не собирался воевать с бронетехникой, хотя и допускал возможность того, что нападающие применят, как он некогда, тяжёлую технику вроде бульдозера. И слава Богу, что он случайно, в общем‑то, угадал развитие ситуации. Впрочем — случайно ли? Он, Атаман, должен был предусмотреть всё, даже невозможное. Ну откуда, откуда эти черти выкопали танк Т-62, похожий на огромного плоского жука, плюющегося ядом?!
Огневые точки Николая перенесли весь огонь на танк и наступающую за ним пехоту. Следом за танком двигался БТР противника, огрызающийся очередями из вращающейся башенки. Его грёбаная 30–ти миллиметровая пушка палила непрерывно по позициям казаков, снеся ещё одну пулемётную точку. Наконец БТР встал, подбитый попаданиями тяжёлых пулемётов и гранатомётов, но не перестал поливать казаков очередями. Колян положил на плечо трубу гранатомёта РПГ-7, щёлкнул предохранителем, и труба, выпустив назад огромный язык пламени отправила длинную гранату в БТР.
Бах! БТР замолк и зачадил, выпуская тёмные языки пламени в клубах жирной копоти. Танк стал разворачивать пушку в сторону Николая. Следующая граната ушла в танк и разорвалась у него в катках. Стальная гусеница, как огромное членистоногое, сползла с разбитых катков.
«Эх, жаль что это не наша коробочка!» — мимоходом подумал Колян. Он схватил второй гранатомёт и направил его в борт машине, под урез поворачивающейся башни. Чёрное дуло танка было бездонным, как колодец. Тёмное, оно обещало вечный покой и отдых.
БАХХХ! Два выстрела слились в один и тугая волна воздуха подбросила Коляна, свила его жгутом и швырнула в воздух. Говорят, что когда приходит Смерть, человек вспоминает всю свою жизнь. Она проходит перед глазами, как огромная, многосерийная картина… Брехня. Всё, что успел Колян перед взрывом подумать, это: «Успел?! Ну всё, капец!», и бархатная прохладная тьма накрыла его щадящим покрывалом.
Глава 18. Колян оказывается между жизнью и смертью
Запах. Запах пищи был дразнящим и желудок запротестовал, издав урчание. Колян попытался открыть глаза. С трудом, не сразу, ему это удалось. Перед глазами мелькали радужные пятна, он не мог разглядеть ничего. Попытался шевельнуться. Руки, как огромные неподъёмные гири не слушались его.
«Что это со мной? — подумал он в панике. — Я парализован? Где я?»
Он мучительно стал вспоминать события последних дней, стараясь изо всех сил сфокусироваться на мыслях, поймать ускользающее воспоминание в раскалывающейся от боли голове.
«Я — Атаман. Я был в арсенале. Что произошло?» — он вспомнил чёрное жерло танкового дула, как в замедленном, дурном сне поворачивающееся в его сторону.
«Танк! Они пригнали танк! Я в плену? Я парализован?» — он опять сосредоточился на фокусировке изображения. Действительность двоилась, была мутной и нечёткой.
«Двоится в глазах — тяжёлое сотрясение мозга. Возможно, голова проломлена. Только бы не паралич. Неужели с позвоночником что то…»