Коляска

Василий Григорьевич Авсеенко Коляска

Къ подъѣзду дома довольно аристократической наружности (извѣстно, что не только люди, но и дома имѣютъ иногда такую наружность) – подали коляску. Кучеръ ровнялъ возжи, а конюхъ помахивалъ по подушкамъ и коврику метелочкой, и затѣмъ, приподнявъ полу безрукавки, мазнулъ ею зачѣмъ-то по лошадиной ляжкѣ.

Изъ подъѣзда вышли маменька съ дочкой. Маменька въ черной накидкѣ поверхъ сѣраго платья и въ черномъ токѣ съ фіалками, а дочка въ англійскомъ желтовато-сѣромъ костюмѣ, словно корсетъ облегавшемъ ея тонкую талію – несомнѣнно работа Редферна, на опытный глазъ, – и въ восхитительной шляпѣ изъ цвѣтной соломы, съ перьями и крепомъ того же оттѣнка.

Варвара Павловна, т. е. дочка, была не изъ очень молоденькихъ. Ей давали лѣтъ двадцать-семь, двадцать-восемь. Сѣрые глаза ея глядѣли умно и съ выраженіемъ большой жизненной энергіи, но кожа по уголкамъ ихъ уже не отличалась свѣжестью. Прямой, тонкій носъ, худощавый овалъ щекъ и небольшой, подвижной ротъ, съ чуть примѣтнымъ пушкомъ надъ верхней губой, придавали лицу дѣвушки нерусскій характеръ. Эта была одна изъ тѣхъ физіономій, которыя однимъ нравятся чрезвычайно, а другимъ совсѣмъ не нравятся. Во всякомъ случаѣ, какъ я всегда замѣчалъ, барышни съ такой наружностью очень поздно выходятъ замужъ. Курносенькія, пухленькія, ребяческаго вида дѣвушки гораздо скорѣе устраиваютъ свою судьбу.

Дамы сѣли, подсаживаемыя выбѣжавшимъ на тротуаръ лакеемъ во фракѣ, и коляска покатила по направленію къ Троицкому мосту.

– Сегодня будетъ много на островахъ, погода великолѣпная, – замѣтила мать.

– И суббота – хорошій день, – подтвердила дочь. – Сѣрая публика бережетъ лошадей на воскресенье.

Мать поправила съѣзжавшую на бокъ накидку и слегка вздохнула.

– Да, а все-таки какъ-то… какъ-то это все ни къ чему, – сказала она.

Дочь поняла, что хотѣла сказать мать этимъ нескладнымъ выраженіемъ, и равнодушно повела плечами.

– Забудьте объ этомъ, тогда вы будете гораздо естественнѣе, – отвѣтила она по французски.

– Какъ? Развѣ я неестественна? – возразила первая.

– Да, maman. Вы даете читать на вашемъ лицѣ.

– Ты всегда мною недовольна, Биби, а между тѣмъ, я только и живу одною идеей…

– Прекрасно, но не надо проповѣдывать вслухъ эту идею.

Дѣвушка усѣлась поудобнѣе, и больше почти не разговаривала. Она хотѣла сберечь себя для огромнаго числа знакомыхъ, которыхъ онѣ встрѣтятъ на «стрѣлкѣ».

Дѣйствительно, какъ только ихъ коляска въѣхала въ аллею елагинской набережной, начались привѣтствія съ сидѣвшими въ встрѣчныхъ и обгоняемыхъ экипажахъ. Дамы ограничивались коротенькими: – bonjour! и кивками, мужчины перебрасывались вопросами:

– Вы еще въ городѣ? Когда же въ Петергофъ? Не думаете посмотрѣть вѣнскую оперетку въ «Акваріумѣ»?

Мамаша, Анна Петровна, отвѣчала громко и съ аппломбомъ. Онѣ на отлетѣ; въ Петергофъ переѣзжаютъ въ пятницу; о вѣнской опереткѣ слышали много хорошаго, но все-таки это оперетка, и вообще неловко быть вечеромъ въ публичномъ саду.

Биби пока молчала, но когда рядомъ съ ними поѣхалъ, верхомъ на своей кровной кобылѣ, ротмистръ Кукаревскій, она, послѣ обстоятельныхъ отвѣтовъ матери, немножко сощурила свои умные сѣрые глаза, и спросила:

– А развѣ стоитъ?

– Стоитъ, отвѣтилъ ротмистръ. – Отличный ансамбль, хорошіе голоса.

– А дальше?.. – спросила Биби, и посмотрѣла уже совсѣмъ задорно.

– То-есть, какъ – дальше? – переспросилъ ротмистръ.

Онъ ее понялъ, но хотѣлъ посмотрѣть, какъ она объяснится.

– Я не думаю, чтобъ вы ѣздили въ оперетку ради ансамбля, – сказала Варвара Павловна.

– Но я вѣдь не себѣ, а вамъ совѣтую поѣхать посмотрѣть, – вывернулся Кукаревскій.

Биби разсмѣялась.

– Merci, но я больше довѣряю совѣтамъ, которые каждый самъ себѣ даетъ, – сказала она. Осторожнѣе, – прибавила она тотчасъ, – я вижу m-me Жедрову съ дочерью и сыномъ, а ея ландо выстроено по мѣркѣ madame.

– Выстроено! точно это домъ какой-то! – засмѣялся Кукаревскій, въ самомъ дѣлѣ, однако, осаживая лошадь.

– Не умѣю иначе выразиться, чтобъ сохранить пропорціональность между словомъ и предметомъ, – успѣла крикнуть, оборачиваясь къ нему, Биби.

Рядъ экипажей продолжалъ тянуться навстрѣчу. – Ты видишь – непримѣтно толкнула Анна Петровна дочку – Чиберинъ въ коляскѣ Навуровыхъ. Я тебѣ говорила, что они имѣютъ на него виды.

– Я предпочитаю видъ на это чухонское взморье, – отвѣтила съ маленькой гримаской Биби. – Не остановимся-ли мы?

– Браво, у тебя сорвалось mot. Жаль, если пропадетъ. Припомни его, когда будешь говорить съ мужчинами. Хотя, ты знаешь, я всегда находила, что слишкомъ много ума вредитъ тебѣ.

– Merci, maman. Это очень крупный комплиментъ, но все-таки будетъ жаль, если ваше замѣчаніе справедливо.

Коляска остановилась подлѣ песчаной площадки, образующей «стрѣлку». Какъ разъ въ это время, медленно проѣзжалъ мимо нихъ великолѣпный шарабанъ, запряженный двумя англійскими лошадьми цугомъ. Въ шарабанѣ сидѣли мужчина и дама; сзади болтался, скрестивъ на груди руки, грумъ.

– Очень мило. Кто это такіе? – произнесла Анна Петровна.