Колибри

Черный. Пустой. Знакомый. На нем ездит старший сын пенсионеров напротив. Становится стыдно.

«Давай, мы не будем шизеть из-за двух тупых сообщений! Кто угодно может за ними стоять – какой-нибудь глупый подросток. Что я себе тут напридумывала?!»

Сари вернулась в дом, закрыла за собой дверь. Сходила за матрацем и постелила себе в детской. Послушала мирное сопение. В детской пахло маленькими детьми. «Если придет еще хоть одно, я начну действовать», – решила она.

22

Отчет криминалистов по месту убийства Вилле Поллари оказался таким же неутешительным, как и в случае с Рийккой Раутио, хотя и не совсем. Ни на одежде, ни на коже Вилле, как и на месте преступления, не было обнаружено ни следа убийцы; на конфетной обертке также не было ни следов от пальцев, ни слюны. Но на парковке удалось выявить отпечатки колес двух других автомобилей, кроме машины Вилле. Полиция получила в распоряжение рисунок покрышек возможного убийцы, а это было уже что-то.

«Автомобиль – это важно, – подумала Анна. – На данный момент это наша единственная зацепка». Она позвонила Нильсу Няккяляйярви. Его перевели к ним в качестве усиления из другого отдела и поручили ему собирать изображения всех возможных моделей автомобилей, подходящих под показания. Нильс справился с работой, но снимков оказалось такое огромное количество, да и автомобили на них выглядели все как один, что он начал утрачивать всякую надежду. Тем не менее Нильс сказал, что их следует показать всем причастным к делу и начнет он с Юсси Ярвинена – который сумел доказать свое алиби, но взамен получил целую пачку обвинений, – а затем отправится к Хелене Лааксо. В завершение он пообещал обойти дома неподалеку от обеих беговых дорожек.

– Собственно, я мог бы показать эти снимки всем домовладельцам в округе, – сказал Нильс.

– Машина – это ключ, – сказала ему Анна. – Надо хотя бы установить модель, тогда нам будет проще ее обнаружить, к тому же у нас есть следы шин.

– Будем надеяться, – ответил Нильс.

«По его говору не скажешь, откуда он родом, – думала Анна. – Как и по моему не скажешь, но нас выдают наши имена».

В бывшей Югославии меньшинств не притесняли, разве что цыган, но это общераспространенный грех. В теории все этнические группы входили в общую южнославянскую семью, хотя они могли и не являться таковыми. Воеводину, откуда была родом Анна, называли по-венгерски Вайдасаг и считали одним из самых мультикультурных регионов Европы. Там проживали семнадцать разных национальностей, большинство представляли сербы, но и венгров было достаточно.

Но в воздухе витало что-то. В официальных документах венгерские имена записывались, как требовали государственные правила, на сербский манер. Поначалу людей это немного огорчало, кого-то даже забавляло, но прошло время, и Анна задумалась над глубинным смыслом происходящего. Имя имени рознь. Имя показывает, откуда человек родом, иногда даже указывает на его место рождения на карте. Имя говорит, на каком языке человек разговаривает. Имя – это часть самосознания, это самый явный из внешних атрибутов человека и даже больше: это личное назывное того, кто он есть.

Не поэтому ли власть имущие занимались подменой имен? Чтобы разрушить венгерский дух? Чтобы в статистике показать великое единство славянской нации? Анне захотелось позвонить Реке, поговорить с ней о деле, спросить, какова ситуация сегодня, когда они принадлежат Сербии.

«Принадлежат Сербии, – произнесла Анна про себя, пытаясь распробовать слова на вкус. – Принадлежат Финляндии, Швеции или Норвегии», – думала она, глядя на Нильса.

– Я отзвонюсь, как только появится ясность, – сказал Нильс.

– Что? Да-да, конечно, – ответила Анна, очнувшись от своих мыслей.

Вечером она опять не пошла на пробежку, хотя и обещала сама себе. Одна только мысль о затаившемся в чаще убийце с дробовиком лишала всякого желания натягивать тренировочный костюм и вообще выходить на улицу.

Начался дождь. Маленькие капельки рисовали тоненькие реснички на оконном стекле. Она поужинала и послушала местные новости по радио: бегунов призывают к осторожности. «Тогда я просто обязана остаться дома», – подумала она с облегчением и закурила. И даже не пошла на балкон.

Который час? Почти десять. Самое правильное – пойти спать. Анна выключила радио и забралась в постель. Ноги мерзли. Она надела шерстяные носки, сходила в туалет и вернулась под одеяло. Она вертелась в поисках хорошей позы и никак не находила ее. Плечи казались затекшими. Через час Анна пошла в гостиную, нашла совместный диск AGF и Владислава Дилэя «Симптомы». «Старый друг лучше новых двух, – подумала Анна, открывая банку с пивом. – А как это будет по-венгерски?» Она не нашла ничего подходящего, она все чаще забывала родные пословицы. Жаль, но с этим ничего не поделаешь.