Вообще, заниматься маминым наследием мне по многим причинам было гораздо сложнее, чем папиным, и должен признаться, на самом деле я не слишком-то напрягался: эти тысячи фотографий, по правде сказать очень красивых, меня немного смущали, а иногда и ранили; глядя на портреты архитекторов и художников, с которыми мама вместе работала, я не мог не задаваться вопросом, кто из них был её любовником; и сердце моё сжималось каждый раз, когда, видя всех этих людей, все эти шедевры, весь этот огромный мир вокруг неё, я понимал, что для папы там никогда, даже в самом пыльном, самом заброшенном уголке, места не оставалось. Да, в его свершениях, всех этих моделях, макетах, подборке «Урании», мамы тоже нет, но нет и никого другого, это безлюдный, пустынный мир отшельника Пробо. А в маминых работах мир, напротив, полон разнообразных мужчин и женщин, произведений искусства и архитектуры, арт-объектов, губ, сигарет, улыбок, болтовни, платьев, туфель, музыки, пейзажей, и та, кто сделала эти фотографии, всегда в центре всего этого, всё вертится вокруг неё, всё до последней детали – кроме Пробо. Вот что меня останавливало. Наверное, я ревновал или что-то в этом роде. Но жизнь – странная штука: при всей моей пассивности этот архив тоже удалось пристроить. Фонд Дами-Тамбурини. Знаю, название тебе ничего не говорит, как не говорило и мне, пока я совершенно случайно не столкнулся с этим Луиджи Дами-Тамбурини: сам он из Сиены, наследник весьма солидного состояния, включающего многочисленную недвижимость, землю, озеро (!), плотину (!!), а главное – небольшой, но очень крутой банк с собственным фондом, специализирующимся на иконографии двадцатого века. А вышло всё так: один приятель предложил мне принять участие в благотворительном парном турнире «вслепую», организованном «Питти Иммаджине» в парке Кашине в рамках недели мужской моды «Питти Уомо», где всегда полным-полно селебрити и их кавалеров-жиголо, тех, что никогда не бросают улетевшие мячи обратно на корт, а я как раз снова начал играть более-менее регулярно, я в хорошей форме, я всё ещё силён, вот и заявился в квалификацию. Турнир «вслепую», если ты не в курсе, это такое соревнование в парном разряде, где состав пары определяется жеребьёвкой перед каждым следующим раундом. До полуфинала я дошёл довольно легко, а там мне выпал этот Луиджи Дами-Тамбурини. В смысле, в качестве напарника. Он, не стану жаловаться, был довольно неплох, хотя техника, конечно, ужасная, так что, несмотря на пару тысяч его двойных ошибок, мы всё-таки выиграли. В финале нас снова поставили вместе, и вот это была битва: соперники оказались сильны, но я поймал кураж, а Дами-Тамбурини ошибался чуть реже, и финал мы в итоге тоже взяли. Он, то есть Дами-Тамбурини, был доволен как слон, благодарил Бога, что ему дважды подряд выпал столь удачный жребий, и, чтобы выразить мне свою безграничную признательность, пригласил поужинать на виллу в Вико-Альто, неподалёку от Сиены, сперва один раз, потом другой, а в ходе ужина поинтересовался моей жизнью и поведал о своей. (Так, среди прочего, я мимоходом узнал, что он азартный игрок и что вилла, куда он пригласил, пару раз в месяц превращается в игорный дом, но о своём прошлом упоминать не стал.) Тогда же он рассказал мне о фонде, который собирает частные фотоархивы, коллекции афиш, плакатов, открыток и тому подобного, относящиеся к искусству двадцатого века. Вот я и обмолвился про мамины фотографии – так, удочку забросить. Он ответил, что сам фондом не занимается, но тут же позвонил президенту и передал мне трубку, а уж тот, пыхтя от усердия, назначил мне встречу буквально на следующий день. В общем, отвёз я его на пьяцца Савонарола, показал архив. А показав, и перерыв для этого весь тот бардак, что она оставила, сам неплохо его рассмотрел, можно сказать, впервые, поскольку, повторюсь, меня каждый раз что-то удерживало от того, чтобы взять его в руки, и понял, насколько бесценно это сокровище: там, Джакомо, сотни прекрасных портретов архитекторов, дизайнеров и художников, все чёрно-белые, причём раздел, посвящённый женщинам-архитекторам, если не самый полный в Италии, то очень близко к тому; есть несколько прекрасных серий, которые я никогда раньше не видел, об этапах создания предметов из пластика (светильников, стульев, столов), от первых рисунков до заводской штамповки; задокументированы практически все выставки радикальных архитектурных групп шестидесятых-семидесятых, множество примеров визуальной поэзии, есть и весьма захватывающий раздел, посвящённый «ангелам грязи» 1966 года, о котором я даже не подозревал; и на одной из этих фотографий, единственной, только представь, Джакомо, в толпе приятелей-«ангелов» возникает папа в болотных сапогах и плаще, и фонарь у Национальной библиотеки освещает его улыбку и сигарету во рту. В потоке отпечатков и негативов, накопленных мамой за всю жизнь, это единственное проявление его существования. Просто чудо, что мы вообще появились на свет!
