Колючка в сердце (СИ)

— Волшебник, — проговорил, вне себя от удивления и благодарности.

Валера, продолжая улыбаться, поправил мне в челке сбившуюся прядь, подумал и одним движением растрепал волосы, приводя их в живописный беспорядок.

— Чудо до чего хорош, — резюмировал он, отшагивая, — картинка! Блин, даже не верится, что мой…

Я продолжал любоваться собой. Поинтересовался, оглаживая плоский едва прикрытый небесно-голубым шелком рубашки живот, изгибаясь:

— Может, оденешься, или в трусах пойдешь?

Лера хлопнул меня по отставленной попе и заржал.

— Сей момент, — заявил, — мигом.

«Сеймоментный миг» растянулся почти на час, но результат того стоил. И вот перед зеркалом закрутились уже два ослепительных красавца; построили друг другу глазки, чуток нервно пооблизывали просящие поцелуев губы…

— Поехали! — велел блонди. — Да не туда, кусок болвана, в окно — хочешь, чтобы охрана увязалась? У меня ключ от служебной двери есть — у прислуги стащил утром…

Я мысленно поаплодировал изобретательности любимого, но со второго этажа прыгать было боязно.

— Ноги не переломаем? — спросил с сомнением, поднимая раму и свешивая голову с подоконника.

А внизу — сюрприз — стоял Славин и махал мне рукой. Хитрый секьюрити, не зря ему Дима столько бабок платит!

— Ёжа, — позвал, — я поймаю! И Лерку поймаю! Давайте сюда, кузнечики!

За спиной тихо ругнулся блонди — слинять, минуя охрану, не удалось, и ключик от задней двери не помог. Зря Валера напрягался, его воровал.

Пришлось плюнуть и спускаться, как положено — по лестнице через холл, через парадное.

Во дворе с распахнутыми настежь дверками поджидал форд Антона Семеныча — серенький неприметный автомобильчик.

— Сам вас отвезу, — ответил брюнет на мой невысказанный вопрос, — залазьте и помчали.

Я недоверчиво вытаращился — нас отпускают без парочки шкафов-амбалов? — и тут же сник: джип сопровождения помигал фарами из-за угла. Вымолвил с плохо скрытым раздражением, чуть растягивая слова, ловко уворачиваясь от не совсем шутливого подзатыльника:

— Может не надо, а?

Славин молча оскалился.

Надо, Федя, надо. Мы с Лерой — очень ценный груз, не просто мальчики по вызову, самого господина Воронова личные подстилочки. Даже в гей-клуб с телохранителями ездим, будут Антон Семеныча парни нас пасти, провожать до сортира и оберегать — на случай нападения или похищения.

Тьфу. Достало. Слиняем от них в толпе, и делов…

От охраны удалось оторваться на входе — амбалов тормознул фейс-контроль. Пока парниши ругались и трясли корочками документов, мы с блонди проскользнули внутрь.

…А клубешник нежданно разочаровал. Здесь оказалось битком народу, накурено, хоть топор вешай, воняло потом и парфюмом, долбала тяжелая монотонная музыка-транс. Я расстроился и затер виски — сразу, толчком, схватило голову. Лерка же, напротив, разулыбался, заблестел глазюками.

— Подожди, — велел, явно приметив кого-то знакомого, толкая к стене в нескольких шагах от барной стойки, — я скоро.

И исчез, затерялся между танцующими, чтобы возвратиться минут через пятнадцать, с двумя наполненными коричневатой прозрачной жидкостью высокими одноразовыми пластиковыми стаканами, зажимая под мышкой поллитровку воды.

— Пей, — прокричал в ухо, — водка с энергетиком.

Я пил, помаленьку пьянел и морщился — слишком громко, слишком шумно. Захотелось домой, в покойный уют спальни, к Диме и телевизору. Вскоре Валера заметил мои страдания, забеспокоился.

— Голова трещит, — пожаловался я, — давай уйдем, пожалуйста?

Блонди сочувственно покивал, дернул уголком рта и принялся шарить по карманам:

— Сейчас, — забормотал, — сейчас, погодь…

Наконец парень нашел, чего искал, и протянул на раскрытой ладони белую средних размеров таблетку.

— Анальгин, — сообщил.

Смотрел, щурясь, как я закидываю лекарство на язык, как запиваю водой, кривлюсь — горькое.

— Скоро полетишь, — пообещал загадочно.

А я, наивный дурачок, ничегошеньки не понял и продолжал тереть виски, мучимый жестким терзающим мозги ритмом, и испуганно жался к стене, близкий к панике. Лерка обтирался рядом ласковым гибким зверем, успокаивающе оглаживал по спине и плечам, поглядывал сквозь ресницы. Он ждал.

И ОНО пришло. Наползло медленно, сопровождаемое тошнотой, побежало мурашками, будто рой гудящих незлобных теплых пчел; ритм поменялся, перестал казаться мерзким и застучал в груди, словно огромное сердце, тело само собой задвигалось, запросилось в танец, света ожили, засияли, на губы выползла улыбка…

Мне стало хорошо, легко и весело. Безумно хорошо, безумно легко, безумно весело. Я прижался к обнимающему меня восхитительно красивому, безмерно любимому Лерке и — полетел. А как еще назвать этот кайф?