— Ничего, — мужик вздохнул и отодвинулся, помолчал, кивнул и сообщил: — Я тебя, родной, на полу в углу нашел. Ты сидел и лыбился в потолок, укушанный в драбадан колесами, во-о-о-от с такенными зрачками, — показал кружочки из пальцев, — вообще без радужки, уже лет пять подобного обдолбыша не встречал, чесслово. Оправдываться станешь?
Я мотнул головой и вновь «завис», а незнакомец не отставал, затряс за плечо, позвал:
— Пацан… Да пацан же!
— А? — вяло откликнулся я из глубин «зависа».
— Посмотри на меня!
— Смотрю… — мне не жалко…
— Тебе кто-нибудь из друзей, ну, с кем ты в клуб пришел, таблетки какие давал? Или, может, ты воду у чужих брал?
Ага. Лерка анальгин давал. И воду тоже совали пить, кто, и не вспомню — вливал в пересохшее горло ото всех добрых людей без разбору… И?..
…Я лежал, словно пыльным мешком из-за угла ударенный, ошарашенный догадкой.
Вот тебе, Ёжа, и «и». Дураком имею право быть. Но Лера?! Только ведь с его анальгина все и началось. Не со стаканчика же водочного коктейля, который мне, кстати, тоже Лера приволок.
— Понятно, — нахмурился мужик. — Ну что ж, с почином тебя, малыш — теперь можешь спокойно всем говорить, что пробовал экстази, и тебе зашибись понравилось. В последний раз спрашиваю — кокс будешь?
И я принял на ладонь зеркальце и обрезок трубочки. Понятия не имею, как это вышло, не лгу. Зажал ноздрю, подражая предателю-блонди, втянул белый порошок. Оо-о-о-о…
Сверкающий холод охватил череп изнутри.
— Молодец! — похвалил мой искуситель, отбирая опустевшее зеркальце и сооружая на нем новую дорожку, уже для себя.
И мы с ним помчали. Так помчали…
Трахаться на коксе оказалось охуенно здорово!
Позже мы с Вадей — русого звали Вадей — пили водку, курили косяк на двоих и вдыхали из коричневого стеклянного флакончика вонючую выносящую башку дрянь, и опять трахались, трахались… До темноты.
А потом упали и вырубились обляпанными спермой, потными, обкончавшимися, выжатыми досуха амебами. И всё. Провал.
На следующее утро Вадик меня растолкал, наскоро ополоснул в душе, кое-как одел и выставил из квартиры вон, сунув на прощание в кулак две мятые тысячные бумажки на такси.
— Прощай, чудо, — сказал, — было сладко. Постарайся больше так не ужираться — может плохо кончиться.
И захлопнул перед носом дверь.
Я стоял в незнакомом обшарпанном подъезде, тупо хлопал глазюками на украшающие его стены похабные надписи, комкал в ладони деньги — и ничего вообще не соображал, кроме того, что меня послали, как распоследнюю шлюху.
Не просто хреново — ужасно.
Аж до слез.
Я потоптался на лестничной клетке, вытер мокрые щеки рукавом нечистой рубашки, сплюнул — во рту до сих пор царил привкус водки и спермы — вышел в раскоряку на улицу — дико болела растраханная задница — тормознул не имею понятия с какой попытки машинку с шашечками и поехал домой, к Диме. О Лерке даже вспоминать не хотелось.
====== Глава 40. Просто сторонний наблюдатель. Живы загуленочки, дома, и ладно, и слава тебе, Господи. И вообще Дима чувак незлой совсем. ======
Сережку обнаружил с поста охранник Алекс — пацаненок материализовался на камерах внешнего наблюдения: выполз из подкатившего такси, пошатался, словно бы раздумывая, в какую сторону грохонуться, но удержался на ногах и, странно кренясь набок, поплелся к дому. Добрел до ворот, зачем-то потрогал железные створки ладошками и замер, привалился ссутуленным плечом… Растрепанный, глаза полузакрытые, бледный до синевы, светлая рубашка в пятнах грязи — то ли привидение, то ли зомби на выгуле.
— Ох ты, бля, — сказал сам себе Алекс и немедленно вызвал по рации как раз делавшего обход территории напарника, велел: — Коль, рви к главным, там Ёж!
Шустрый — даром что уже за сороковник, спортсмен, мать его за ухи, не пьет и не курит, по десять километров каждое утро трусцой в любую погоду — Коля побежал, куда велели, и уже через минуту ввалился через парадное, таща в охапке Сергея — пропавшего более суток назад из клуба и, наконец, вернувшегося — счастье невыразимое, живым; юнец вяло трепыхался и бормотал нечто невразумительное.
— Вроде целый, — сообщил мужчина вылетевшему встречать Лехе, устраивая загулену на диванчик в холле, — но, по-моему, он под химией, глянь, зрачки какие…
Леха посмотрел, согласно кивнул и позвонил сначала пребывающему на втором этаже Дмитрию Константинычу, потом, сразу без перерыва — непосредственному начальству, Славину. Доложился, заодно попросил подогнать врача.
— Не знаю, — вякнул в трубку, — внешне повреждений вроде незаметно, только весь в засосах и обдолбанный в дрова, еле лепечет.
Господин Воронов спустился быстро и сразу же захлопотал вокруг пластающейся по дивану драгоценной потеряшки, сам небритый, серый, осунувшийся — издергался напрочь человек, всю ночь ведь не спал — запричитал совсем по-бабьи, с подвываниями, заломал руки.
— Ёжинька! — взывал. — Ёжа, маленький, да что с тобой! Серёж…