Колючка в сердце (СИ)

Я сидел верхом на Вадьке, к нему лицом, опираясь на выпрямленные, дрожащие в напряжении руки, запрокинув искрящуюся ледяным вакуумом голову назад, с полузакрытыми глазами; не чувствуя боли, кусал кровоточащие распухшие губы и двигался вверх-вниз в задаваемом бугрящимися мускулами мужскими руками ритме, в слабом трепещущем зареве свечей.

Наши с русым тела ударялись друг о друга со звонкими шлепками, по спине струился пот, и не было больше ничего, кроме раскаленных, широких, мнущих ягодицы, не позволяющих ускориться мужских ладоней, толстого длинного хуя, скользящего внутри моей распаханной задницы, и огромного, невыносимого желания, раздирающего пах.

— Кончить, кончить… — набатом билась в укокаиненных мозгах одна-единственная мысль. Даже не мысль, просто вой, на уровне инстинкта.

Но повязанная вокруг основания обильно сочащегося смазкой члена ленточка мешала, а Вадик, садист, не давал ее снять. Я метался, пронизываемый сладчайшими, мучительными спазмами, лепетал в беспамятстве страсти:

— Вадя-я-я-я. Вадя, хва-а-а-ати-ит…

И тут же без перерыва:

— Оо-о-о-о, еще-е-е-е…

Сколько мы уже трахались? Я не знал, да и не хотел знать. Мне было гораздо больше, чем хорошо. Я был в полнейшем, сказочнейшем рае, и желал лишь одного — ЕЩЕ!

Еще дорожку, еще оргазм, еще поцелуев и ласк, еще Вадика, еще затяжку марихуаны из его пальцев. Укешка укешкой, хуже течной суки. Только еби…

Ну, русый и ебал. Покусывал мне ушки, соски, вылизывал языком, засасывал кожу губами, метил везде, куда дотягивался, шептал, выгибая дугой, переворачивая, ставя в коленно-локтевую, закидывая мои ноги к себе на плечи:

— Малыш, жги… Горячая шлюшка… Девочка моя… Ёжик… А давай-ка вот так…

Я едва слышал его бормотания из глубин наслаждения — и подчинялся с радостью, плавился воском, выстанывая напрочь сорванным горлом, словно заклинание:

— Еще-е-е-е-е…

И тут же получал требуемое «еще». Еще поцелуев и ласк, еще кокаина, еще дымочка травки, еще члена по простате. Аа-а-а-м-м-м-х-х-х-м… Да-а-а-а…

Я — и Вадик. Ненасытные. Дикие звери в гоне. Сношающиеся бешеные мартовские кролики, мокрые, перемазанные спермой, липкие, кричащие в унисон. Еще-е-е-е…

Еще, еще, еще!!!

Безумец юный, лишившийся разума, и безумец старший — полностью утратившие контроль, под завязку накачанные наркотой, не понимающие, чего творим, не могущие остановиться.

— Сними-и-и-и… — мой задушенный всхрип. — Ва-а-адя-я-я-я-я…

Короткое движение любовника, и ленточка улетела на пол к чертям. Аа-а-а-а-а!!! Бля-я-я-ядь!!! Да-а-а-а!!!

Я опять кончил, ослепительно, ярко, вопя в полный голос, и рухнул в объятия дергающегося в сладостных конвульсиях русого. Воды…

Вадик подхватил, уложил рядом, нежно-нежно огладил по покрытым соленой испариной бокам, чмокнул в кончик носа.

— Сёреженька, — проворковал низко-вибрирующе, — котёнок…

Я улыбнулся — ужасно нетрезво, облизнулся, потянулся к стоящей на тумбочке пластиковой бутылочке, содрал пробку и хлебнул животворящей прохладной влаги.

— И мне! — вскинулся русый.

Вдвоем мы шустро ополовинили водичку — и поплыли в волнах кайфа. Водичка-то, похоже, имела добавочку…

— Летаешь? — спросил мужчина.

Я блаженно вздохнул, подтверждая, и вернул поцелуй.

— Сигарету?

Сигарету. Для тебя, Вадь, всё, что угодно. Курили по очереди — затяжка мне, затяжка Вадику. Ментоловые. Хорошо. Вкусно.

— Ёжик…

— Да?..

— Ты очень красивый, Ёжик…

— И ты…

— Ёж?..

— Аа-а?..

— Приятно?..

— Оо-о-о-ом-м-м…

Вадькин язык у меня во рту. Я принял его, пососал, слегка прикусил зубками — и по новой налился возбуждением, затерся отвердевшим пахом, залепетал:

— Вадя…

Его член и мой, в одном кулаке, наши страстные всхлипы.

— Сережа-а-а-а…

— Ва-а-а-дя-я-я-я…

И мужские руки, подхватывающие под ягодицы, тянущие на торчащий… бля, толстая дубина… Хочешь так опять? Нравится, когда я сверху? Нет проблем…

Аа-а-а-а-а!.. Еще-е-е-е!..

Быстрее, о-о-о, быстрее же, глубже, сильнее, развести бедра почти до шпагата, на пределе рвущихся связок… Оо-о-о-м-м-м-хм…

Вперед, к оргазму… Провал.

И опять Вадик меня ебет. По самые помидоры вколачиваясь, мощно, в проходе смачно хлюпает. Что?.. А где резинка?! Без?! Похрену… только еби… а-а-агмх-х-х… Кончать нечем, яйца пустые, совсем… Дорожку леденящей дури прямо в мозг… Ап-п-пчхи-и-и-и! И кровь из ноздри пачкает ладони, капает на и без того изгвазданные простыни… Мне плохо — или охрененно?.. Вадя-я-я-я-я-я…

Очередной провал.

В нём никак. Тошнотворная пульсирующая темень.

Я где?..

Под Вадькой… Да-а-а-а-а…

Оргазм. Провал. Звезды кружатся под закрытыми веками. Меня целуют, куда-то несут. По волосам тёплая вода потоком. Душ?.. И Вадя, разумеется, Вадя, его руки, его запах, его губы, его таранящая зад и бугорок наслаждения мужская гордость, еще, отклячить жопку, максимально прогнуться в пояснице, обеспечивая доступ, цепляясь ногтями за промежутки между кафельной плиткой, и кричать, кричать… Долгая сладчайшая пытка. Оргазм. Провал.

Вадя… Хватит… Не могу я больше… Дорожку?.. Не-е-е-ет… Рвёт, выворачивает наизнанку. Вот теперь точно просто плохо. Без «но»…