Колючка

Я ездила на Весеннюю Ярмарку с Папой продавать лошадей. Наши и правда одни из лучших, хотя, конечно, и не самые лучшие, во всей Южной Менайе. Возможно, Ния права. Я кусаю губу и гадаю, почему он кажется мне таким подозрительным.

– Зачем бы богатому фейри идти пешком по жаре и пыли? – спрашиваю я всех разом.

Мама взглядом велит быть потише.

Только намного позже, когда я обхожу дом и проверяю, закрыты ли на ночь все двери и окна, мне приходит в голову, что фейри может увидеть странность в нашем отсутствии, в тщательном сокрытии от него всех женщин. Что он может счесть это любопытным и начать расспрашивать.

Я запираю ставни в столовой и прикрываю их занавесками, радуясь, что мужчины наконец ушли спать. И только отвернувшись от окна, понимаю, что не одна. Фейри стоит в дверях и наблюдает. Я вздрагиваю от неожиданности и, в ответ на легкую улыбку, неуклюже кланяюсь.

– Чем могу помочь, кел… – я спотыкаюсь, запоздало сообразив, что не узнала его имени.

– Генно Камнегрив, – помогает он голосом певучим, низким и ласковым. Я невольно прижимаюсь спиной к стене. Что вообще этому злополучному гостю нужно внизу? И зачем надо быть таким обворожительным? Хорошо хоть Ния в безопасности в спальне.

– Кел Камнегрив, – исправляюсь я. – Чем могу помочь?

– Я приметил кое-что интересное. Подумал, вы сможете мне объяснить.

Фейри ступает в комнату. В мерцании свечи видно, что он уже успел смыть пыль с лица и волос. И усугубил этим свою пугающую красоту. Черные блестящие пряди мягко падают на плечи, подчеркивают сияние бледной кожи, дополняют полуночные тени глаз. Я утыкаюсь взглядом в стол, радуясь, что тот пришелся между нами.

– У меня не очень-то хорошо с объяснениями, – говорю фейри, поднимая свечу в надежде от него убраться. – Возможно, отец вам подскажет?

– Если только он занимается шитьем в доме, – отвечает Камнегрив.

– Шитьем?

– Чудесные занавески там, позади вас, – сердечно хвалит он, шагая ко мне. Я пячусь к другой стороне окна, вывернутая нога делает каждый шаг вдвойне неловким. Он подходит ко мне и улыбается, и теперь между нами только две узкие полоски узорчатой ткани. – Вы сами их пошили?

– Нет, – рада ответить я.

– А, то есть ваша младшая сестрица, что подавала нам ужин.

– Нет, боюсь, нет. – И не матушка тоже, а раз ему неоткуда…

– Разумеется. Значит, ваша третья сестра, что весь день скрывалась.

Я делаю шаг назад – как он мог прознать о Ние? Фейри сверкает зубами в мерцании свечки.

– Она прекрасно управляется со стежками. Вот тут, – он протягивает руку с длинными пальцами и касается цветка, – ей удалось поймать аромат весеннего дня, в который нарциссы первый раз обращают личики к солнцу, а здесь, – пробегается ладонью по синему узору, – течет тепло позднего летнего ветерка.

Мы попались. Я понимаю это по играющей у него на губах улыбке, по выбранным для описания вышивки Нии словам. В мгновение ока вижу все: Папу и Маму бросают в темницу, Бин секут плетьми в шахтах, а Нию – забирают. Рука так дрожит, что воск льется на костяшки пальцев. От обжигающих укусов капель я резко прихожу в себя. Выпрямляю спину и взираю на него:

– Кел Камнегрив, у вас выдающееся воображение. Мама будет рада услышать ваши похвалы. Она купила эти занавески на ярмарке в том году. А теперь, ежели у вас нет больше неотложных вопросов, я бы вернулась к работе. Доброй ночи.

Я отворачиваюсь и ковыляю вокруг стола, в кошмарной уверенности, что он сверлит мне спину взглядом и видит мою кривую походку.

– Келари Амрэя, – говорит он, когда я уже в дверях. Это не приказ и не вопрос, но я против воли гляжу через плечо. Вижу только темную фигуру на фоне занавесок, мерцание свечи дотуда уже не достает. – У хозяина и его гостя равное бремя. Передавайте сестре мое почтение.

Я ухожу и спешу вверх по лестнице. Равное бремя, сказал он. Какая-то присказка фейри? Хозяин дает приют гостю – имел ли он в виду, что так же укроет наши тайны?

Дверь в спальню родителей заперта, в щели у порога темно. Я долго стою около нее, пытаясь понять, что нужно рассказать, что имел в виду Камнегрив и что они вообще могут с этим сделать. Но могут они не больше моего – только надеяться, что фейри уйдет и никому нас не выдаст. Пусть лучше отдыхают.

Я иду дальше по коридору, закрываю на засов дверь спальни, что мы делим с сестрами. Они обе уже переоделись и устроились под одеялами на общем стеганом матрасе. Я ставлю свечу на низкий столик и надеваю сорочку, руки едва слушаются. Он нас не выдаст, убеждаю себя. Он передал ей поклон – не может же все равно собираться донести Кругу об укрывательстве ее дара. Это ведь совсем простой дар.

Немного успокоившись, я заползаю под одеяла. Ния, всегда спящая в середине, перекатывается и пихает Бин в угол, чтобы пустить меня.

– Ктойта? – растерянно бубнит Бин и снова проваливается в сон.

Ния калачиком льнет ко мне. Думаю, что засыпает, но она вдруг говорит: