Колкая малина. Книга третья

Что только не вредило нашему здоровью,
Что только нас не разрушало.
Были даже, кто питались нашей кровью,
Но, кажется, что жизнь не всех их наказала.

Она свои рецепты предлагала:

Что для нас вкуснее, то нам и вредило.
Может быть, кому-то это помогало,
Когда всё, к чему тянуло, боком выходило.

Хотелось бы подольше о вредном рассуждать:

Лучше быть голодным или переесть,
И стоит ли условности до буквы соблюдать,
А может быть, без приглашения присесть?

Что вреднее – сразу правду рассказать,

Всё, от слов до интонаций, не тая,
Или надо до конца в себе держать,
Как шансы защитить самого себя?

Надо разучиться кого-то узнавать,

И вредно – дать себя уговорить:
Как можно будет что-то угадать,
Когда страшно – проиграть и вредно – победить?

Страшное и вредное рядышком живут,

Этих двух Оно никак не разлучить,
Они в одной лодочке вёслами гребут
И смыслу здравому умеют возразить.

Доверие

Пришло время, когда выгода доверие изгнала,
А людям было как-то всё равно.
Его тогда осталось совсем мало,
И вот теперь оно совсем ушло.

Теперь оно в глуши неведомой живёт,

В хижине без окон и дверей.
Всё ждёт, что его кто-то позовёт,
И тихо умирает без людей.

А люди и не поняли, что что-то потеряли,

Они в стремленье выгоду извлечь
Друг друга за гроши перекупали,
Чтоб больше откусить и приберечь.

Ушло доверие, и кончилось людское,

Возвышенная низость, поруганная честь.
И всё вокруг мертвецки-восковое,
И лакированных гробов не перечесть.

Найдите, приползите на голяшках,

Верните это счастье для детей,
И всё уйдёт, что было в полумасках,
И будет жизнь без страхов и теней.

Часто хочется побольше получить,

Того, что уже есть, порой бывает мало,
Но в жизни много можно изменить,
Лишь бы нам на всё доверия хватало.

Загоны

Меня утром разбудил звонок утробный:
Какой-то неизвестный что-то в уши тёр.
Голос был недобрый, но и не очень злобный,
Но плохо получился разговор.

Не хватило сил для диалога:

Вчера не стали водку покупать,
А от кислого шампанского жуткая изжога,
Но захотелось один раз пошиковать.

Банные загоны хорошим не кончаются,

А тут ещё и барышень продажных завезли.
А когда жопы уже в лица превращаются,
Тогда уже по-настоящему зажгли.

Смутно помню, что меня настырно зажимала

Толстая, крикливая хабалка.
Она руками из тарелок колбасу таскала
И воняла, как венок из катафалка.

Её хватал за ляжки прокурор,

Но сломался и слюняво захрапел.
И я попал под этот целлюлитный форс-мажор,
Но уже сам не кукарекал и не пел.

Тот голос мне ещё раз позвонил:

Вроде я на той хабалке жениться обещал,
И её муж теперь настойчиво просил,
Чтобы я про обещанье не забыл.

Зараза