Колкая малина. Книга третья

Прощающим – прощение

Сегодня перед Пасхой седьмое Воскресенье,
А завтра наступает время покаяния.
Мы часто сетуем, что жизнь – одно мгновение,
Но ведь мгновение – это тоже достояние.

Но бывает, что мгновенье длится век,

И гордыня сможет толстые мозоли натоптать.
А коль «внезапно смертен человек»,
Он должен научиться ближнего прощать.

Сегодня наступает особый чин прощения,

Нам его Отец Небесный подарил.
Так испейте эту чашу просветления
И других простите, чтобы Он простил.

Не надо слать друг другу ангелочков,

В душе найдите нужные слова,
Обойдитесь в этот раз без голубочков,
Пусть это будут ваши голоса.

А завтра наступают «дни печальные»,

И надо с добрым сердцем каяться в грехах.
Будут дни голодные, и будут поминальные,
Но вера победит немощность и страх.

Укрепитесь в собственном смирении,

Но не ищите обета молчания.
Оставьте свои сомнения,
И тогда придёт покаяние!

За всех!

Она была здесь как бы не чужой,
Но наш язык совсем не понимала.
Для её предков Русь была Святой,
Она была правнучкой генерала.

Я к ней пристал с бестактным разговором

На плохом французском языке,
Что уже прошло сто лет,
                  и кажется всё вздором,
Как вдруг слезу увидел на её щеке.

И она стала тараторить, как в бреду,

Что её прадед был зарублен комиссаром
В марте восемнадцатого года в штыковом бою,
В станице Новодмитровской под Екатеринодаром.

В таком рассказе не бывает продолжения —

А кто из вас за этих, а кто из нас за тех?
И что такое память,
                и кому нужны прощенья?
Господи, помолимся за Всех!

И за тех тоже!

Ёлка горит и исходит смолой,
И прёт угарный запах из печи.
Остался только кашель злой и затяжной,
А когда-то в ней на Пасху пекли куличи.

А до дома всегда хочется добраться,

Поколдовать у этой печки и заварить чайку,
Немного отогреться и снова собираться
На эту распроклятую войну.

Треплет ветер тряпку разноцветную,

Набат призывный из транзистора звучит,
И уже развезли депешу секретную,
Но распорядитель пока ещё молчит.

Вам бурятские позы с кислым изюмом

Там, где поднимаются чёрные дымы.
Он сам себя пугал камуфляжным костюмом,
И куда тут сбежишь от тюрьмы и сумы?

Пели песню про «синий платочек»

И всё время путались в словах
Жертвы старых воинских отсрочек,
Которых собирали впопыхах.

Мы шли опять друг друга убивать

За чёрные руины Угледара;
Неужто время повернуло вспять,
Увидев, что нам мало Екатеринодара?

А батюшка?