В середине сентября уже холодно в горсаде,Где танцплощадка оштакечена покрашенным забором,Дружинники в повязках стоят как на параде,А кто-то рядом из горла угощается кагором.В ракушке сцены строится вокал,Струны подтянули ещё вполоборота.Это подключают к электричеству «Урал»,Вот у нас такая вечерняя суббота.Заиграла музыка, загадочно мигая,Я сегодня девочку пригласить решусь.Я с ней буду танцевать, к сердцу прижимая,Если с кем-нибудь опять не подерусь.Я себя вести пытался как плейбой,Но меня прибило от сладкого кагора,И она теперь решает, с кем пойдёт домой,Может с тем здоровым, что трётся у забора.Я от Валеры Ободзинского просто завожусь,И в подъезде возле дома у неё стою.И опять, наверное, подерусь,Но ни на шаг отсюда не уйду.Она ведь пахла как вечерняя фиалка,А тот пришёл с друзьями, несмотря что был амбал,Но недолго продолжалась эта свалка,Я из кармана финский нож достал.
Нинка
Ей раньше по заказу на праздник платье шилиИ розовую блузку по профилю фигуры,Но нас не это, нас манеры удивили,В горячем исполнении новой диктатуры.Коротенькая стрижка под красною косынкойИ тоненькие ножки в ушитом галифе,Когда-то эту девочку мы знали просто НинкойИ вроде были с ней по-братски наравне.Сейчас она целует только комсомольцевИ комиссара с бантом на груди,А мы теперь просители или богомольцы,И с нами ей теперь не по пути.Это словно сон в горячечном бреду:Нинка топит в полынье расстрелянных вчера,А нам бы хоть какую-то судьбу,Но лишь бы не идейная война.Она теперь среди оглохших и ослепшихВ плясках неприкрытого цинизма,Среди подонков, бесконечно оборзевших,В зад целует призрак коммунизма.Пожелание тебе, незрячей и глухой,Во всем задора олимпийского.Это для тебя рецепты с книги поварскойС экслибрисом от Феликса Дзержинского.