Когда начали вставать и вести застольные беседы, к Тишкову выстроилась очередь. Первым подлетел не присутствовавший в зале министр автомобильной промышленности СССР Александр Михайлович Тарасов, а Тихон Хренников, эдакий цепной пёс реакции. Сейчас, надо думать, поводок в руке Суслова.
— Пётр Миронович, рад знакомству! Ваши песни — это просто глоток свежего воздуха, — ну ничего себе. Правду ли писали в будущем о сём муже?
— Спасибо, Тихон…
— Николаевич.
— Спасибо, Тихон Николаевич. Только не просите спеть, нет ни слуха, ни голоса, — поржали.
Хренников ещё раз пожал руку и сделал вид, что отошёл, а сам пристроился чуть в стороне за спиной. Подслушивает. Значит, не врали про его любовь к «борьбе с формалистами». Да и пусть слушает.
Вторым прорвался Сергей Новиков. Математик поздравил, пожал руку, выслушал ответный комплемент и почти отошёл. Ага. Сделал вид, что пытается отойти, и глазами в угол стрельнул. Прогулялись до угла.
— Пётр Миронович, есть новости по вашему кубику?
— Давай так, Сергей. У меня есть пара образцов. Не с собой, конечно. Приходи завтра утром по тому же адресу, часов в десять, — понятно, что в этот раз Тишков поселился в гостинице «Россия», с ним ведь дочь и Маша-Вика — но вот завтра у него назначена встреча с химиками у Чуковских дома. Совместим. Кубики сделали на зоне и вручили торжественно Петру за пять пачек «со слоном». Почти бесплатно.
— Пётр Миронович, к вам и не пробиться, — вот на этот раз министр.
— Александр Михайлович, вы не переживайте. Конечно же, мы возьмём мальчика. Как его зовут?
— Тёзка ваш. Почти полный. Пётр Митрофанович, — чуть улыбнулся.
— Возьмём тёзку. Он один будет?
— А мать?
— Она тоже больна?
— Тоже, от неё и заразился.
Час от часу!
— Женщина в каком состоянии? — вот уж вляпался так вляпался.
— В среднем, — губы поджал.
— Она вам дочь или невестка?
— А это имеет значение?
— Я просто хотел спросить, а остальных членов семьи она не заразила? — лысый министр, похожий на Хрущёва, поджал губы. Властный товарищ, не привык просить.
— Нет, недавно все проверялись. Это невестка.
— Хорошо. Пусть приезжают. Разместим обоих в детском тубдиспансере. Там сейчас немного свободнее стало, — и правда ведь, за последние три с небольшим месяца выздоровело десять детей, а прибавилось только трое, да и те — из Карпинска и Волчанска.
— «Чайку»…
— Подождите, Александр Михайлович. У меня к вам три просьбы. Даже, вернее, предложения. Два вам точно понравятся, да и третье интересное.
— Предложения? Кого-то устроить нужно в министерство? — конечно же, «балшой началник».
— Нет. Это не на минуту разговор, к тому же, нужно показывать картинки.
— Что машину спроектировали? Фурцева говорила, что вы инопланетянин, — улыбнулся, оттаивая, но глаза невесёлые.
— И машину тоже. Где мы сможем спокойно поговорить?
— Надолго в Москве? — протёр лысину платочком министр.
— Дня на три-четыре. Как пойдёт.
— В понедельник в восемь утра в министерстве. На вас будет выписан пропуск. Кто-то нужен кроме меня? — вот, ну есть же деловые люди.
— Нужен человек, который занимается кузовами «Волг».
— Две сороки! Будут вам сороки, — теперь улыбнулся по-настоящему.
— Сороки?
— Юрий Наумович Сорочкин — это заместитель главного конструктора завода по кузовам. Виктор Петрович Сорокин — заместитель начальника экспериментального учебного цеха автозавода. Они на ГАЗе главные спецы по кузовам. Их там «двумя сороками» зовут. Сегодня же вызову, к понедельнику прибудут. Не придётся хоть краснеть? — опять насупился товарищ.
— Придётся. По противоположной причине.
— Заинтересовали. Сегодня суббота. В понедельник. Знаете, где находится наш дом терпимости?
— Дом терпимости?
— Здание имеет множество входов и выходов с разных сторон, в нем полно переходов, лабиринтов и тупиков. До революции это был доходный дом Алексея Хомякова. Ходят слухи, что в годы НЭПа в нем размещался дом терпимости — благодаря множеству лабиринтов, тупиков, выходов посетителям удавалось избегать нежелательных встреч.
— Не слышал. Интересно.
— Дом стоит на пересечении Кузнецкого моста и Петровки. Красивое здание, найдёте. Ну, не буду больше задерживать, вон к вам уже очередь выстроилась, — снова протёр лысину платочком, и крепко сжав руку, отошёл.
— Пётр Миронович! — вот и Фурцева.
— Добрый день, Екатерина Алексеевна, — чуть снова не поклонился. Здесь бы выглядело не смешно.
— Пётр Миронович, не знаю, плохо это или хорошо, но Михаил Андреевич и Леонид Ильич хотят познакомиться с Машей… вашей, — и радостно щерится, вспомнила про рифму.
— И где они?
— Сейчас пошли в малый зал. Там отдельный стол для руководителей.
— Я про Машу и Таню.
— А я откуда знаю? Шучу, не пугайтесь. Твой человек их у входа в Кремль встретил и проводил в гостиницу, потом моему заместителю отзвонился, а он мне передал, — у, змея! Пётр аж взмок. Потерять этих пигалиц в Кремле…
— Уже послали?
— Конечно, — снисходительно улыбнулась Фурцева.
— Позвоните в номер, пусть посланец возьмёт серый чемодан. Без песен ведь не обойдётся.
— Уже чемоданами песни возишь? — чуть пьяненькая Екатерина Великая прыснула.