Колхозное строительство 2

«Ещё как считаю»! — хотелось прямо закричать. Нельзя. Брежнев его ценит и верит.

— Ну что вы, Леонид Ильич, от Суслова я видел только хорошее. Значит, он просто не обладает всей информацией. Бик с помощью меня заработает кучу денег — именно поэтому и общается со мной. Капиталист, везде ищет выгоду. Именно так его и надо использовать. Он получает выгоду от моих произведений, а я и вся страна — от его недальновидности и недооценки моих умственных способностей.

— Умный? Да не сверкай глазами. Сам знаю, что умный. И коммунист настоящий. Пойдём, выпьем по сто грамм перцовочки, и ставь песню про войну, — Брежнев был одет по-домашнему, в синий спортивный костюм — причём рукава куртки были ему чуть велики, и он загнул манжеты, демонстрируя обмётку резинок. Ёкарный бабай, Генеральный секретарь ходит в импортном костюме не по размеру. Сейчас Брежнев куртку расстегнул, да ещё и ворот рубахи ослабил — совсем как уставший пенсионер. А сколько ему? Шестого года. Получается, шестьдесят первый идёт — пенсионер и есть. Выпили, Пётр перемотал кассету, нашёл начало песни и включил. Эту вещь они разучили недавно, и участие Петра в её создании было близко к нулю. Текст вспомнила Вика, она же и музыку подобрала, целый вечер третируя гитару. Потом аранжировку сделал Гофман. А вот Пётр песню слышал в той жизни всего один раз. Понравилась, но не запомнилась. Песня называлась «Прадедушка». Вот сейчас Маша-Вика её и сбацала под весёлые аккорды из техники побеждённых. Была в тексте натяжечка — Пётр попытался её исправить. Даже не так — натяжек было много. Во-первых, в словах: «Прадедушка, прадедушка, он всю прошёл войну, от Волги и до самого Берлина». Война-то точно не с Волги началась. Пётр заменил «От Бреста и до самого Берлина». Дальше ещё хуже: «Он так рано ушёл на войну, был как я он в военные годы». Ребёнком, что ли? Бред. Заменил на: «Он уж взрослым ушёл на войну, был немолод в военные годы». Но дальше автор гнёт своё: «Он защитником Родины стал, хоть совсем ещё был мальчишкой». И к этим словам нет рифмы. Рифма нужна к слову «вышел». То есть: «И с победою к дому вышел». Получилось: «Он не гнулся от вражьих вспышек». Коряво, но уж точно лучше, чем было.

Вот и всё участие Петра. Была и ещё одна натяжка — прадедушка. Война-то закончилась всего двадцать два года назад — но ведь если ушёл немолодым, то с натяжечкой и прокатит.

Спели. Ну вот — опять слёзы, и все лезут с поцелуями. Ну, с Галиной-то ещё и ладно бы, правда, дочь смотрит — а вот с Брежневым и с бабушкой Викторией…

— Сильная вещь, — пожал руку и Лиепа, а Вика с внуками принялись обниматься с Машей и Таней. Полный «хеппи-энд».

— Лёня, за эту песню надо наградить Петра, — неожиданно сказала своё и Виктория Петровна.

— Тут по три раза на день думаешь, то ли наградить его, то ли в тюрьму посадить, — буркнул «Лёня» для проформы, но Бабушка не дала увильнуть, — Петра нужно наградить орденом, а девочек — путёвками в «Артек».

— Как скажешь, командир, — обнял жену Генсек.

Ну и начали прощаться.

Событие двадцать девятое

К министерству Штелле подъехал за десять минут до назначенной встречи. Подъехал в отвратном настроении — Макаревич в половине восьмого не зашёл. В принципе, к Марку Яновичу особых дел не было — так, обменяться информацией. Но не пришёл. Более того, когда Пётр, с тревогой поглядывая на часы, спускался в вестибюль, то показалось ему, что за ним слежка — и это чувство не покидало всю дорогу, а ещё предчувствие надвигающейся беды. Не прямо вот через пять минут Апокалипсис, а щемящее чувство тревоги. И это не было связано с ним — именно про литовского еврея он думал в это время.

В главный вход ломилась толпа. Мужчины, женщины — спешили рулить автомобилестроением. Когда спешишь, ведь всегда плохо получается — вот и не стало именно по этой причине оно передовым. Спешили догнать Америку, потом разбитую и превращённую в руины Германию, а потом и нищие аграрные Испании с Грециями. Спешили. Людей насмешили.

Пётр подождал, когда толпа рассосётся, и вошёл в фойе. До этого несколько раз прогулялся вдоль ломанного фасада. Красиво! Умели раньше строить. Нужно найти чертежи и возвести нечто подобное в Краснотурьинске, решил Пётр. Он протянул паспорт вахтёру в милицейской форме и сообщил, что на него должен быть выписан пропуск — и тут ему поплохело. Из-за спины вахтера вышел пожилой седой человек и спросил:

— Тишков Пётр Миронович?

Не узнать было сложно — столько раз в юности видел портреты. Это был Андропов. Допрыгался. Стоп! Но ведь Андропов сейчас не в КГБ — он заведующий Отделом ЦК КПСС по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран. Проворонит и Чехословакию, и Польшу, а потом угробит страну, подсунув своего протеже. Может, задушить его прямо здесь? Нет, не успеет. Вон милиционер рядом.

— Вы Тишков? — снова пристал Андропов.

— Я, — прохрипел вдруг ставшим непослушным горлом.