Победивший на выборах 1933 года американский президент Франклин Делано Рузвельт провозгласил «новый курс», суть которого – в государственном регулировании экономики. Бобик сдох. Ну, в смысле, «рынок всё отрегулирует» не получилось. Так вот – одним из главных советников Рузвельта тогда и стал Василий Леонтьев. Он с честью справился с задачей помочь Америке одолеть депрессию, а участие государства в упорядочении стихии рынка с тех пор стало ключевой темой его исследований. Вот так русский Леонтьев и голландец ван Розевелт спасли американские Штаты, вытащили из глубочайшей экономической ямы. При этом Леонтьеву всего-то было тогда двадцать восемь лет – теперь заматерел, стал там «апостолом планирования».
Пётр с товарищем до всей этой войнушки успел переговорить – с точки зрения человека, пожившего при трёх экономических системах. Ну, социализм, дикий капитализм девяностых и государственно-олигархический путинский капитализм с нечеловеческим лицом. Так вот, с такой колокольни – даже удивительно. Чего дифирамбы поют? Так всё и есть, и так всё и должно быть. А вот в те времена, когда деревья были большими – не всё так очевидно.
«Экономика – та же яхта. Пока компаниям не разрешено извлекать прибыли, экономика не развивается, ведь яхта не плывёт, пока нет ветра. Но яхта поплывёт не туда, если правительство не предоставит карту и отвес, не будет вести корабль». Главное – найти эту еле уловимую пропорцию, когда заинтересованность и творчество предпринимателя органично сочетаются с жёсткими рамками государственного контроля. За что Нобелевскую премию дали?
Собрал всю эту увешанную лавровыми венками компанию Пётр для того, чтобы разработать до мельчайших деталей проект «Народные предприятия». Что-то ведь пошло не так в новой России, не получилось с ваучерами. Не надо повторений, когда их можно на бутылку водки поменять! Ваучер должны даже не дома держать – дома только копию. Держать их, как самое ценное имущество, следует в Сберкассе. В специальном несгораемом сейфе.
Пётр даже позволил себе, изображая великого экономиста, попророчествовать на эту тему. Стоит надеяться – не зря. Лучшие мировые экономические мозги собраны в одной комнате и заперты на ключ (шутка), чтобы не отвлекались по мелочам. Ну, типа войнушки.
Должны придумать, как сделать так, чтобы у человека, работающего на заводе, была мечта. Прямо всем мечтам мечта – апофеоз мечт! За многолетний добросовестный труд и за ежемесячные отчисления с зарплаты небольшой доли получить ваучер. ВАУ!!!!
Интермеццо четырнадцатое
Вчера террорист захватил самолёт и потребовал вертолёт.
– Девушка, ваши родители террористы?
– Нет, а что?
– Просто вы – бомба.
Кадри Лехтла лежала на своей кровати в госпитале и занималась своим любимым делом – смотрела в потолок. Провожала взглядом трещинки в побелке до самого угла, а потом назад, до истоков этой полноводной реки. Вчера пришёл человек в полковничьих погонах и, щёлкнув каблуками ботинок, прямо торжественно, вручил Герою Советского Союза майору Кадри Лехтла орден Красной Звезды.
– А как там наши – полковник Игнатьев, ребята? – попыталась она получить информацию у торжественного.
– Извини, майор, но такой информацией не располагаю. Ещё раз поздравляю. До свидания.
Ушёл. Кадри орден достала из коробочки. Тяжёлый! Наград теперь – будто на войне воевала. Ну да, а где она всё время воюет? Война и есть. Разве что о ней по радио и по телевизору не расскажут.
– Кадри! Привет! – на пороге стоял молодой азиат в хорошем, дорогущем, видно, костюме с отливом, прямо как у Андрея Миронова в «Бриллиантовой руке». Щегольские усики, чёрные очки – каплевидные, не наши. В руках – букет гладиолусов. Любимых цветов девушки.
– Федька!!! Ты где пропадал столько времени?! Исчез – и ни слуху, ни духу.
Попыталась встать. Про ногу забыла, сволокла спицами простыню на пол. Бросились поднимать оба, да лбами впечатались – аж искры из глаз.
– Эй, осторожнее! Мне голову беречь надо, – отпрянул Фахир Бектуров.
– А мне, думаешь, не надо? – Кадри уселась на кровать и протянула руку здороваться, но Федька в неё букет сунул.
– Не пахнут, но красивые, – махнул рукой сержант, видя, что Кадри пытается понюхать цветы.
– А у нас дома в палисаднике один вид чуть-чуть пах. Белые.
Она положила гладиолусы на тумбочку и посмотрела на бывшего снайпера.
– Турнули, – по её взгляду угадал вопрос Бектуров.
– Комиссовали?
– Точно. Говорят, контузия сильная – слух может пропасть, да и по-прежнему голова временами раскалывается.
– Плохо. А чего ты вырядился, как Миронов, и чем вообще занимаешься?
Федька присел на стул рядом с кроватью и оглядел пустую палату. Соседки ушли, вернее ухромали в парк при госпитале – две бабульки, воевали в Великую Отечественную. Санитарками были. Все израненные – но живые и весёлые, болтушки. Кадри за свою не держат. Майор! Начальник!
– Чего рожу загадочную скорчил? – Фахир все осмотрел. Прослушку, что ли искал? Ой, темнит.
– Мне предложили создать группу антитиаритическую… – выдохнул.
– Анти-чего? Кто предложил? Тебе? Сержанту?