Коллапс. Гибель Советского Союза

Колебания Горбачева и его децентрализация власти оттолкнули от него и разобщили региональную и республиканскую партийную номенклатуру. Расширение полномочий республиканских институтов и подъем националистических движений оставили советским функционерам только один выбор: «стать националистами» и отождествить себя с интересами их республик и регионов. То, что первые полностью свободные выборы в марте 1990-го прошли в РСФСР и других республиках, а не в общенациональном масштабе, способствовало расщеплению советских элит по национальному признаку. Это подтолкнуло политическую жизнь СССР на тот же катастрофический путь, по которому уже шла Югославия. Быстрый распад старого правящего класса означал гибель унитарной государственности. Огромным фактором также стало пробуждение спящего русского гиганта и появление в Москве «российской» контрэлиты, узаконенной свободным всенародным голосованием в крупнейшей республике Союза.

Пока советская партийно-государственная элита распадалась, в советской интеллигенции пошли бурные процессы. Ее представители, разочарованные и по-диссидентски настроенные инженерно-технические работники (ИТР), академические и творческие круги, оказались готовой базой для антисистемного протеста, электоратом для бунтаря Ельцина и массовым движением для «Демократической России». Сами по себе эти люди, несмотря на обилие среди них харизматических личностей, не могли захватить власть в крупнейшей советской республике. Возможности для этого им дали массовое недовольство советским правительством и руководством Горбачева, фрагментация партийной номенклатуры и КГБ. Выросшая на этой волне российская «контрэлита» была слишком разнородной силой — там были и искренние сторонники демократии, и амбициозные интеллектуалы, и провинциальные чиновники, и откровенные демагоги, и проходимцы. Роль консолидирующего лидера в итоге взял на себя Ельцин, вступивший в борьбу с центральными органами за власть и собственность. Ельцин и его окружение приобрели огромный политический капитал, сколоченный из ненависти к привилегиям партийной номенклатуры, неудовлетворенности экономическим положением, страха перед анархией и гражданской войной, из искренних либеральных чаяний московских интеллектуалов, а также из антиимперских и антимосковских настроений в регионах.

Впрочем, не сила «российской оппозиции», а слабость кремлевского руководства оставалась главным фактором системного кризиса, который раздирал страну на части. В марте 1991 года около 20 процентов жителей республик, составлявших ядро СССР, считали, что лучше жить по отдельности, а не в едином государстве. К августу меньшинство выросло, если не стало большинством, особенно на Украине, но также и в РФ. В основном это был не результат внезапного национального «пробуждения», а выбор в пользу закона и порядка, стремление дистанцироваться от гротескной некомпетентности союзных властей и вакуума центральной власти. Как писал один молодой западный исследователь, после августа 1991 года «не общий крах советской системы вызвал распад советской иерархии. Скорее именно распад иерархии и стал причиной коллапса системы»[1527]. Говоря попросту, к демонтажу и расчленению советской системы привела в основном ожесточенная тяжба внутри элит.

Завершиться консенсусом эта борьба не могла: предстояла либо решающая схватка, либо распад государственности. Горбачев стремился избежать и того и другого. Тем не менее Союзный договор, о котором он договорился с Ельциным в конце июля, стал последним актом умиротворения российского конкурента, он делал разрушение государства неизбежным, разве что чуть более постепенным, чем это произошло позже, после путча. Крючков и еще несколько человек из окружения Горбачева увидели эту неизбежность. Поэтому они решили действовать через его голову, чтобы остановить подписание нового Союзного договора, который аннулировал советскую конституцию и государство. Но и этих людей страшила угроза гражданской войны. К счастью для Ельцина и оппозиции, в руководстве Советской армии и КГБ не нашлось фигуры, подобной Дэну Сяопину или генералу Пиночету. Кроме того, путчистов ослабило отсутствие идейного единства: они не вдохновлялись какой-то конкретной идеологией, коммунистической или антикоммунистической. КПСС после 1989 года уже была лишь тенью прежней могучей силы; она больше не определяла направление развития советского государства, общества и экономики. Именно разложение партии сделало возможным августовский заговор под крышей КГБ. Лидеров хунты — Крючкова, Язова и Павлова — не связывала партийная иерархия, дисциплина и власть, они действовали сами по себе. Армия и силы безопасности выполняли приказы начальства, но им тоже не хватало единства командования и цели. Решительное применение силы могло бы скрепить и придать форму государственным структурам, но соответствующего приказа так и не последовало.