Коллапс. Гибель Советского Союза

Эта череда объединений и присоединений стала головной болью для Козырева, под контролем которого оказалась теперь вся внешняя политика бывшего Союза. По его мнению, личные амбиции Ельцина перевешивали государственные интересы. «Ельцину, очевидно, не терпелось отобрать у Горбачева “ядерный чемоданчик” и шикарный президентский кабинет в Кремле. Он жаждал заполучить этот символ власти, почти как мальчик мечтает надеть галстук в знак своей взрослости», – написал Козырев в мемуарах. На самом деле Ельцин уже обладал полномочиями по ядерному оружию, но ему хотелось, чтобы об этом знал весь мир. Козырев беспокоился: примет ли международное сообщество Россию в качестве замены советской сверхдержавы? Получит ли Россия место СССР в ООН?^[1504] За советом он обратился к коллегам в трех западных державах – Джеймсу Бейкеру, Дугласу Херду и Ролану Дюма. Британцы сомневались в правомерности ельцинских действий. «Переворот продолжается», – записал в дневнике британский посол Брейтвейт. Тем не менее Форин Офис Великобритании проявил удивительную открытость к сотрудничеству. По свидетельству Брейтвейта, Лондон «стремился, чтобы Россия заняла свое место с минимальной суетой и шумом, – полемика лишь поставит под вопрос, а имеем ли мы и французы право продолжать занимать свои места [в Совбезе ООН] в современном мире, где ни один из нас не может аргументированно утверждать, что стоит по рангу выше немцев, японцев и даже индийцев». Юристы британского внешнеполитического ведомства сформулировали довод о том, что Россия – государство-продолжатель, «Советский Союз, только под другим названием». Посол Великобритании сообщил об этом решении Кунадзе, временно занявшему кабинет Шеварднадзе. На следующий день посол России в США Виктор Комплектов передал Бренту Скоукрофту меморандум за подписью Ельцина, составленный в соответствии с рекомендациями британцев^[1505].

Козырев опасался, что Украина и Белоруссия будут возражать против присвоения Россией активов сверхдержавы. К его большому облегчению, этого не произошло. В мемуарах он пояснил, что на встрече в Алма-Ате республиканских лидеров больше занимали мысли об ужасном положении в экономике. Действительно, республики оказались заложниками рублевой зоны и после 2 января 1992 года испытают на себе последствия экономической реформы в России. Аяз Муталибов из Азербайджана, Левон Тер-Петросян из Армении, Рахмон Набиев из Таджикистана и Мирча Снегур из Молдовы отчаянно пытались заручиться военной и финансовой поддержкой Ельцина – их страны находились в состоянии анархии и войны. Плюс для каждого участника подписание Алма-Атинского соглашения стало пропуском к международному признанию. Во время поездки в бывшие государства СССР Джеймс Бейкер отмечал «сильное желание потрафить Соединенным Штатам… потребность быть принятым, чуть ли не “одобренным” нами». Бейкер считал это результатом американского «морального авторитета»^[1506]. Скорее уж речь шла об отчаянном положении: оставшись без прежнего центра, а порой отвергнув его, лидеры республик жаждали другого способа узаконить свой новоявленный суверенитет и получить внешнюю помощь. Чтобы поскорее получить признание США, Кравчук и остальные закрыли глаза на амбиции Москвы, по крайней мере, на время.

В Алма-Ате одиннадцать республик единогласно поддержали подготовленный российскими экспертами протокол, который подтверждал заявление «Беловежской тройки» и соглашение о создании СНГ от 8 декабря. В этот благоприятный момент Козырев попросил Ельцина поднять вопрос о постоянном месте в Совбезе ООН. Министерство иностранных дел подготовило соглашение на полстраницы о «продолжении» Россией советских функций. Ельцин выступил с предложением: поскольку Россия не член ООН, она может занять место СССР, взяв на себя связанные с этим финансовые тяготы и обязательства. Другие лидеры приветствовали инициативу. Козырев шепотом посоветовал Ельцину поставить вопрос на голосование. Уловка сработала – руководители республик «хотели закончить день позитивным шагом в международной сфере, тем более что их внутренние дела пребывали в плачевном состоянии», вспоминал Козырев. В результате все тут же единогласно проголосовали «за». Позже министр иностранных дел Украины Анатолий Зленко и представитель Белоруссии Петр Кравченко пытались пересмотреть решение, «но стол уже накрыли, и главы государств настроились праздновать, а не спорить»^[1507].