Коллективная вина. Как жили немцы после войны?

Так двойственно относимся мы к своему классическому наследию: мы остаемся немцами, пока можем опираться на традиции нашей классической эпохи. Утратив эту возможность, мы станем варварами. В сущности, мы лишь в том случае сможем опираться, как на основу, на наследие этого века, если отнесемся к нему критически и отбросим фальсификацию в сфере просвещения. «Кризис просвещения» у нас заключается в том, что лжепросвещение все еще существует и пропагандируется «элитой».

Есть еще и третий ответ на вопрос: на чем нам основываться? Он далеко не так важен, но его фактическое значение для мироощущения трудно переоценить. В наше время почти повсюду в Западной Германии (так же и в Восточной Германии) наблюдается повышенный интерес к местным традициям. Людей, живущих сейчас, живо интересуют памятники старины вплоть до периода предыстории. История прослеживается по документам с древнейших времен. Чувство родины усиливается изучением того, с чем приходится соприкасаться ежедневно. Почти повсюду издаются литература, научные труды, ставятся спектакли на народные темы, открыты музеи.

Приведу пример. Недавно в связи со столетием битвы при Кёниггреце и прусских аннексий я прочел в одном журнале, издаваемом организацией «Вельфенбунд», описание оккупации Ганновера, став свидетелем подлости Бисмарка и короля Пруссии. В детстве меня тоже учили в школе принимать все это на веру, как историческую необходимость. Теперь так же легко во имя истины судить об этом иначе. Всем хорошо известно, что из этого получилось – ужасная катастрофа Германии и одновременно полное уничтожение Пруссии.

Сейчас «Вельфенбунд», поддерживаемый правительством в Ганновере, поощряет обострение у жителей Нижней Саксонии чувства родины, делая глубокий, тысячелетний экскурс в историю. В исторических воспоминаниях о том, что происходило на этой территории, вновь восстановлена преемственность, казалось, нарушенная политически аннексией 1866 года и теперь вновь целиком и полностью восстановленная. Люди, живущие на этой земле, ищут здесь первооснову, на которую можно было бы опереться.

Несмотря на огромные разрушения последней войны, в немецких землях сохранилось множество памятников прошлого. Чувство родины свойственно не только семьям коренных жителей. Как правило, они составляют малую часть населения. Каждый вновь приезжающий сразу же как бы ассимилируется окружающей естественной средой. Для его детей это уже родина.

Чувство родины не имеет ничего общего с «правом на родину», на которое претендуют переселенцы. Такого «права» не существует. Эти люди давно покинули свою родину – будь то добровольно или по принуждению. Принудительное выселение с родины всегда тяжелый удел. Но что произошло потом – это уже другое дело. Переселенцев приняли в Западной Германии. Во втором поколении, а отчасти и в первом, у них появляется чувство родины там, где они живут. Их прежняя родина перестает быть реальностью. Прежнему миру, существующему только в воспоминаниях, не хватает реального воплощения. Новая среда – действительность, и она становится новой родиной.

Живое чувство родины как элемент душевного состояния имеет бесценное значение. Ныне изучение родины, ее ценностей может играть более важную роль, чем раньше. Чувство родины может стать заменой того, что утрачено вместе с исчезновением бисмаркского государства, – сознания национальной принадлежности к рейху.

Теперь о том, на чем мы не можем основываться. В результате освободительных войн возникла националистическая идея единства и силы, заимствованная от Французской революции. Произошло необычайное превращение. Свидетельством тому – наш национальный гимн, созданный в период господства либералистической идеи силы. Я уже говорил о немецком единстве от Риги до Амстердама, от Копенгагена до Цюриха, не носящем политического характера. И вот теперь в гимне говорится о новом германском рейхе, к которому стремится и которого требует автор: от Мааса до Мемеля, от Эча до Бельта. Вот так поворот из сферы духа в область политики! На таком пространстве мы представляли бы собой уже не свободное государство немецкого духа, а насильственно созданный, организованный, угрожающий соседям фактор силы.

В национальном гимне, который мы не можем положить в основу, есть и нечто другое. Его дух и его содержание крайне чужды нам. На его содержании лежит печать мещанского вырождения.

«Немецкие женщины, немецкая верность, немецкое вино и немецкие песни». Очень мило! Может ли в наше время хоть один немец всерьез изъясняться в таких выражениях? Разве не представляется это просто галиматьей человеку с хорошим вкусом? И это национальный гимн Федеративной Республики!

Тем не менее это фальшивое мещанское сюсюканье таит в себе злобную агрессивность во имя могучего рейха. «Единение, право и свобода – вот в чем гарантия каждого немца». На первый взгляд эти слова из гимна звучат гордо и великолепно. Но давайте внимательнее вдумаемся в их смысл.