— Это иллюзия, Кира, — объяснил мне тогда Илья. — Это сейчас у нас власть капитала, а тогда была власть партии. И когда там, наверху, хоть кого-то каким-то краем, боком или напрямую касалось некое уголовное дело, вниз, к исполнителям, тут же спускалось распоряжение: дело закрыть или пустить по другой версии, подальше от их недосягаемых персон. И следователи вынуждены были подтасовывать дела, изменять показательную базу и выбирать документы. Сплошь и рядом, поскольку у этих партийных деятелей детки имелись ничем не лучше наших современных мажоров и такое вытворяли, что фигеешь! А еще и родственники дурные от денег дармовых и возможностей. Ты его порасспроси, может, он тебе и расскажет, хотя воспринимает это как обиду и позор. Вот такая правда жизни, — невесело хмыкнул он и продолжил разъяснительную лекцию: — Я не беру взяток не потому что принципиально желаю жить с чистой совестью на погонах и быть таким правильным, до идиотизма, законником — нет. А потому что стоит один раз хоть пять копеек взять, и тебе сплошным потоком понесет, и начнет совать всякая мразь, и придется признавать их превосходство, принимать и жить с их презрением, потому что с той секунды, когда ты взял первый раз, они воспринимают тебя продажным ментом, наемным чернорабочим, дешевкой, обслуживающей их интересы, а себя полагают твоими хозяевами. И никак иначе. И, кстати, по сути, это именно так и есть. Я к себе с уважением все же отношусь и наниматься к сукам, которых ловлю, сажаю, давлю и генетически ненавижу, не считая людьми, не собираюсь. И еще одно, насчет отца: как все сыскари, отец имел своих осведомителей, без которых большинство дел не раскрыть. А осведомителей следователь нарабатывает на мелких делишках, которые прикрывает, а еще и доплачивает им за сведения. Но без «крючка», то есть материала на осведомителя, который ты придерживаешь, пока он на тебя работает и «стучит» на своих, ни один из этих персонажей сотрудничать с тобой не станет. Так что и отцу приходилось манипулировать с делами, и никуда от этого не денешься. А то, что я иногда помогаю некоторым фигурантам и они остаются мне должны, так эти долги я изымаю, считай, в пользу того же государства в виде «добровольной» помощи полиции. И мне это личных доходов и дивидендов не приносит.
Да, не приносит, это точно. Но закон он все же нарушает, сотрудничая с одним ЧОПом. Это они официально считаются частным охранным предприятием, на самом же деле это весьма непростые ребята. Бывшие конторские специалисты, которые еще в конце девяностых организовали свою фирму, а за годы работы она преобразовалась из фирмы по охране, установке систем охранного оборудования и частного сыска в очень серьезную организацию, занимающуюся не только охраной любого уровня, но и некоторыми силовыми и розыскными операциями, на которые «откуда-то» у них имеется законное разрешение, и слежку с помощью самых современных систем и оборудования, и установление самых современных средств защиты объектов. И хакеры у них работают такие… — я знаю, о чем говорю. И много из того, что эти ребята могут и делают, покрыто тайной-тайной, и скорее всего сотрудничают с бывшей конторой, но это так же плотно покрыто тем же самым.
Вот у этих-то непростых господ Башкирцев и получает основные свои деньги, в нерабочее, разумеется, время.
Реального права по закону, между нами, девочками, на такую работу и совместительство он не имеет, тем более вовсю используя свое служебное положение.
Но он, зараза, и числится у тех ребят простым консультантом, а платят они ему вполне легальные и облагаемые налогами деньги.
Так что взятки не берет, но все равно свое служебное положение использует с особым цинизмом с целью наживы, как ни посмотри.
О чем я ему тогда и заявила.
А он очень долго и от всей души хохотал.
Что-то я отвлеклась, вспомнив тот давний разговор, а Илья смотрел мне прямо в глаза и понимал, о чем я думаю.
— Признаю, глупость спросила, — согласилась я, уводя взгляд от его пристальных и слишком умных глаз.
— Ну, почему же глупость, как раз очень толковый вопрос, — возразил он, как обычно, чуть улыбаясь. — Надо бы разузнать, что берет и не берет этот Марчук. Для дела весьма полезная информация, — и, перестав улыбаться, посмотрел на меня с тревогой. — Вот что, Кира, иди-ка ты спать-отдыхать, а то побледнела и выглядишь замученной.
— Спать я пойду, — холодным тоном ответила я. — А ты тут особо не налаживайся доминировать и приказы раздавать. Оставила я тебя у себя в доме по трезвому размышлению, что ты прав и неизвестно, что можно ожидать от преступника, и охрана мне не помешает. Так что, Илья Георгиевич, ты в гостях и веди себя соответственно. Спать будешь в главной спальне, там постелено, чистые полотенца там же в шкафу, — и направившись к выходу, помахала ему рукой. — Спокойной ночи.
— И тебе того же, дорогая! — весело отозвался он.
— Не называй меня «дорогая»! — уже из коридора прокричала я.
И услышала его развеселый смех, сопровождавший меня по пути в спальню.
Какое там спать-отдыхать?!