Коллекция: Петербургская проза (ленинградский период). 1960-е

Этот вывод подтвердила и специальная экспертиза, проведенная с помощью стилистов-литературоведов. Их вывод был краток: «Автор не состоит в Союзе советских писателей и, безусловно, является сексуальным эротоманом».

Никаких других вещественных доказательств, кроме экскрементов и бумаги, обнаружить не удалось. И тогда майор обратился к трупу, найденному на Моховой.

Параметры трупа

Труп был красив. Он был задумчив, тих, спокоен, бледен, умиротворен. Казалось даже, что и сейчас, успокоившись, он о чем-то мечтал. Лицо, обращенное к небу, не носило следов телесных повреждений и ушибов. Лишь на левом виске аккуратно была выбита маленькая дырочка (как оказалось впоследствии — гвоздем).

Более тщательный осмотр показал, что труп… был лишен девственности (покойному было лет двадцать, это был красивый упитанный парень).

— Изнасилован и убит! — как молния мелькнула радостная догадка в уме майора.

— Московское время 16 часов! — тотчас же прозвучало из репродуктора, висевшего в кабинете Наганова.

И майор почувствовал внезапно какой-то смутный, неприятный, щемящий страх.

Сон в руку

Майору снилась плоскость: она была тщательно выкрашена в синий цвет, и на ней стояли красные гробы, двумя параллельными рядами. Их было много. Очень много. Бесконечно много. Спокойные, запараллельные, они уходили в бесконечность, не пересекаясь.

Крышек на гробах не было. Майор, держа в руках горсть блестящих беленьких монет, медленно и плавно шел вдоль гробов.

— Левому… Правому… Левому… Правому… Левому… Правому…

Рты мертвецов были полуоткрыты. В щель губ майор осторожно опускал двухкопеечную монетку. И после этого, издав тихий звон, рты мертвецов закрывались.

Работы было много. Параллельные линии гробов наконец-то пересеклись. В последнем, заключительном, лежал Лобачевский. Он тихо звякнул — и майор остался один, за своим рабочим столом, на котором были навалены папки с надписью: «ДЕЛО», «ДЕЛО», «ДЕЛО». Каждое дело имело номер. № 207, № 114, № «Номер», «Номер номер 7»…

Майор без устали подписывал обложки дел. Но макал в чернильницу не ручку, а старшину Узелкова. Старшина был маленький, блестящий, словно оловянный солдатик, в милицейской форме.

Майор писал его поджарой головой:

— ДЕЛО № 634… ГОМОСЕКСУАЛИЗМ… ПОЛОВОЕ СНОШЕНИЕ № ТРИ КАРАЕТСЯ ЗАКОНОМ… ДЕЛО ДЕЛА…

Каждое новое дело требовало новой надписи. Майор обмакнул голову Узелкова в чернильницу и продолжал аккуратно писать:

— ЗАЧЕМ ЗДЕСЬ ПЕТЯ… ОРФОГРАФИЧЕСКИЙ ГРАФИЧЕСКИЙ СЛОВАРЬ… ДЕЛО О ДЕЛЕ НОМЕР ДЕЛО… КТО-ТО КОГО-ТО ЗАЧЕМ-ТО ПЛЮС…

Операция начата

Майор поежился, хотя ветра не было и стоял теплый летний вечер. Майор ежился не от холода: в сердце копошился холодненький тонкий страшок.

— Не надо, — применял майор самоконтроль. — Спокойнее. Спокойнее, Сеня…

А в голову лезла нескромная мысль о жене Шуре.

Для проведения операции майор Наганов выбрал Михайловский садик, давнее убежище голубых, как интимно называли педерастов. Жене майор ничего не сказал, кроме краткого:

— Иду по делу, Шурочка. На всю ночь!

Шура покорно кивнула. Ночные операции Наганова были ей не впервой. Она доверяла мужу. И тогда, когда он был лейтенантом, и ныне, майору.

…И вот сейчас, сидя на скамейке Михайловского сада, Наганов терпеливо поджидал гомосексуального знакомства.

«Конечно, дойти до дела не позволю, — думал он, ерзая. — А если полезет, скажу „нельзя“. „Страдаю запором. Завтра!“… Потом позвать понятых, постового — и птичке крышка! Зацепить одного — весь клубок распутаем… Будет, наверное, целовать, гладить…»

Майор щекотливо поежился. Что-то особое, острое, загадочное, пикантное было в сегодняшней операции. И в то же время — заманчивое. Это не то, что крутить руки Петьке Гному да допрашивать уголовников…

— Здесь не занято?

Майор вздрогнул.

— Нет, нет, садитесь!

Наганов поспешно подвинулся. Сердце екнуло: «Вот оно! Началось! Держись теперь, майор Семен Наганов!»

Незнакомец сел рядом и задумался. Майор дипломатично молчал, предоставив инициативу неизвестному (а вдруг — случайный, честный человек, лишенный извращений?). Для полного спокойствия — и сокращения времени — Наганов принялся считать про себя. Сначала до ста. Потом до двухсот. Потом решил считать до тысячи.

«Что он тянет?» — думал с тоской Наганов, отсчитав пятую сотню. И покосился на соседа. «Чернявый. Но не грузин, не армянин. Те — так чаще. Южный народ, кавказские страсти. Асса, асса!»

Досчитав до тысячи, потом до тысячи двухсот, майор решил действовать сам. Он энергично подвинулся к незнакомцу, так, чтоб ягодицы их соприкоснулись.

— Простите, а как вас зовут?

— Меня? — Незнакомец повернулся к майору, симулируя удивление. — А зачем это вам? Вы кто такой?

Бдительный майор чувствовал дрожь чужой ягодицы. Или это дрожала его собственная?

— Я май…

Вовремя сдержался. Чуть-чуть было не проговорился. Уже вошло в привычку, словно поговорка или формула: «Я — майор Наганов. Вот мое служебное удостоверение!»

— Я Майоров, Семен Иванович. — С именем и отчеством не стоило темнить. — Сеня.

Майор добавил игриво:

— Сенечка… Или Сенек… Сенюлька!