Коллекционер бабочек в животе (СИ)

Портрет был закончен, а чувства остались, эмоции отплясывали тарантеллу, а мысли плели букеты из самых ярких цветов, главным из которых так и остался жасмин. Ренато нашёл для Виты духи, конечно же итальянские, с подходящим на его вкус ароматом. Кисло-сладкий, лёгкий, прохладный, где прекрасно сочетались жасмин с бергамотом, немного фиалки, кедр и капля зелёного яблока. Acqua di Gioia Jasmine — шлейф изумрудного лета, полёт воздушного змея, бабочки Idea leuconoe. Он так и назвал портрет Виты «Моя Левконоя», изобразив её в белоснежном лёгком платье, сидящей у пруда с книгой в руках. Из книги одна за другой вылетали страницы, и те, что отлетели уже совсем далеко превратились в бабочек. Тех самых, так на неё похожих по испытываем ощущениям, когда находишься с ней рядом. Ренато давно оставил мысль о том, чтобы запечатлеть Виту в образе Зинобии — царицы Пальмиры. Та красавица античного мира, хоть и встала в один ряд с такими легендарными женщинами-правительницами, как Клеопатра, царица Савская и Семирамида, но в конечном итоге стала пленницей римского императора Аврелиана. А Ренато не хотела брать Виту в плен и разрушать её привычный мир вокруг, сажать в золотую клетку. Она продолжала дарить ему ощущение полёта, непреодолимого влечения, чувства лёгкости. Он послал ей фотографию портрета с названием и получил интересный ответ — это были стихи, говорящие о глубине её суждений. Неожиданная ассоциация у Виты со словом «левконое», заставила Ренато задуматься и интерпретировать это по-своему. Перечитывая сообщение, он не понимал значения многих слов. Пришлось воспользоваться переводчиком, так как это был вольный перевод одного из классиков русской поэзии Афанасия Фета:

Не спрашивай; грешно, о Левконоя, знать,

Какой тебе и мне судили боги дать

Конец. Терпи и жди! не знай халдейских бредней.

Дано ли много зим, иль с этою последней,

Шумящей по волнам Тиррены, смолкнешь ты,

Пей, очищай вино и умеряй мечты....

Пока мы говорим, уходит время злое:

Лови текущий день, не веря в остальное.

Ренато нашёл оригинал, «Оду к Левконое» написанную в золотой век античной литературы древнеримским поэтом Горацием. Фраза из последней стоки, знаменитое выражение «carpe diem», как суть оды в целом, означала — лови момент, живи настоящим. Ренато так и сделал, купил билет на поезд и приехал в Санкт-Петербург.

Город встретил его на редкость хорошей погодой, с неба упало всего несколько капель дождя, а потом и вовсе выглянуло солнце. Те, обещанные синоптиками, несколько погожих деньков в октябре, совпали с приездом Ренато. Он был несказанно этому рад, хотя заведомо оделся потеплее и повязал вокруг шеи шарф. Почти десять часов в пути, с пересадкой в Москве на «Сапсан» и вот он тут, так близко от женщины, которую готов сделать самой счастливой. Выходя с Московского вокзала и набрав номер Виты, Ренато почувствовал лёгкий трепет внутри, когда услышал её голос. Девушка ответила сразу. Она будто только и ждала его звонка, но говорила очень тихо.

— Mio caro, я тебя не слышу, говори громче! Что? Ты не можешь говорить?— Ренато ничего не понимал, но отчаянно прижимал телефон к уху, вслушиваясь в неясное бормотание.— Вита, я приехал, я хочу тебя увидеть, слышишь?— но связь прервалась и наступила тишина, гулкая, мрачная, почти зловещая тишина, несмотря на оживление вокруг. Затишье перед бурей и буря тут же последовала, не потому что резко испортилась погода, а потому что пришло сообщение: «Прости».

Всего одно слово, но какое болючее, колкое. Ренато почувствовал, как что-то тонкое и острое впилось в сердце, ужалило, выпустив яд, а потом ещё и ещё. — Прости, — повторял он.— Scusa, scusa… — отбивал пульс в висках на итальянском это тяжёлое, как удар молота, слово.

Ренато был ужасно расстроен, но всё пытался найти слова оправдания, для той, что растоптала своим «прости» все коконы внутри. Они так и не успели вместе выпустить всех бабочек на волю. Он так и не прикоснулся к её душе, а она не поняла всю глубину его чувств. Неужели он ошибся? Впервые в жизни интуиция подвела Ренато и он не желал с этим мириться.

Выругавшись грубо на итальянском, он достал из пачки сигарету и тут же вложил её обратно, вовремя вспомнив, что курить здесь запрещено. Мозг усердно работал строя разные планы, но сдаваться Ренато не хотел. Хотя первое, что пришло в голову — это взять обратный билет и уехать назад, наплевав на бронь в гостинице. Но он решил остаться, хотя бы на несколько дней в Питере, ведь всё ещё может измениться. Открыв навигационную карту в телефоне, он тут же вычислил, что находится неподалеку от Невского проспекта. До ресторана, где они с Витой впервые встретились, было не больше двух с половиной километров, но у него с собой была большая картина и чемодан. Если бы налегке, то он точно бы прогулялся, в Санкт-Петербурге практически каждое здание — это исторический памятник. Но пришлось взять такси и ехать в гостиницу.