Из-за полей, в низине, у реки виднелись далекие огни деревушки.
Гала накинула плащ, укрылась от холода и стала шаркать в сторону поселения. Хныкала, да. Сопли утирала. И шла.
Очень хотелось где-нибудь просто укрыться, свернуться калачиком и полежать. Будь здесь конюшня, спряталась бы там. Хотя Влад говорил идти к нему, если случилась беда.
Придешь к нему теперь, как же.
А он тебя чик, и в жертву Богине какой.
Как скоро он узнает, что Галки нет в имении? И станет ли ее вообще искать?
А ей что делать? Пытаться самой его найти?
Или домой добираться?
У деревни как раз река, если вдоль нее идти, рано ли, поздно, выйдешь к поместью Златова. Только в какую сторону идти? Если вниз по течению, то вообще сказка. Плот можно соорудить и поплыть.
Галка думала об этом и сама не верила, что станет заниматься такой глупостью.
А что теперь, ждать и надеяться, что хозяин ее найдет, что вообще будет искать?
Пока главное — добраться до деревни, а то поля эти Галку пугали. Пустынные, жуткие, темные. С неухоженными, взъерошенными, когтистыми ветками. С жухлой, помятой, непричесанной травой. С беспорядоком. Того и гляди из теней Мрак лапы призрачные вытянет и схватит Галку. Утянет, измучает.
Так непроглядно было, так темно, что и Мрак сам не показывался, за тучами темными отсиживался. Боялся полей Яровой. Трус.
Хорошо, что его нет. Гала не чувствует, как ее разум туманится. Не проклял ее еще глупый шарик с неба. И то хорошо.
Стоило боятся людей. Они собак охотничьих могли спустить. А если служанки ищут? А если в деревни жители ее невзлюбят, захотят покалечить?
Ну, вот если захотят, тогда и будет Галка что-то решать.
Она ведь и раньше на улице жила. И ничего.
И замечательно было.
Никаких дел, обязанностей, работы. Не думаешь ни об урожае, ни о службе, ни об учебе. Благодать.
И если уж выбирать: быть принесенной в жертву, но с семьей или быть свободной, счастливой, беззаботной, но одной… Гала бы не знала, что выбрала.
Смольное небо серело медленно. Близилось раннее утро. Гала надеялась еще до рассвета до людей дойти. Может в тиши удалось бы одежды своровать иль куска хлеба.
Но собственное тело подвело. Чуть пониже живота скрутило отчаянно. Пронизывало тупой, крутящей болью. Галка хоть и пыталась игнорировать по-началу дискомфорт, не смогла пересилить. Свалилась на землю. Прямо носом уткнулась в землю холодную и пахнущую гнилью. Взвыла.
Тянуло живот нешуточно. Только и оставалось, что лежать и страдать. Гала сжалась вся, старалась стерпеть. И думала: "Неужели я здесь и умру? Как глупо".
После получаса уже попросту мечтала, чтобы все кончилось. "Да хоть помру, только остановилась бы пытка".
И так измотала девушку боль, что она сама не заметила, как уснула. Беспокойно. Рвано. То просыпалась и как в бреду проваливалась в сон обратно. Только Жара разбудила окончательно. Палящими лучами в глаза била, слепила.
Гала встала и поплелась в деревню. Не заметила ни пятно на красном плаще, ни подтеках на внутренней стороне бедер. Больше крови, меньше — считать ее что ли?
Мимо пары одиноких изб прошла. Случайные жители на нее косо глядели, но молчали.
Дошла до главной улицы, где ярмарка как пир тянула к себе. Вот тебе и куклы самодельные кто-то продает. Вот тебе мед, ягоды, мясо. Овощи, травы.
И как подобает речной деревне — рыба. Много рыбы. Вонючей, лупоглазой. Побольше и совсем малютки. Жирные, мясистые и тощие худышки. Рыба. Рыба-рыба-рыба.
Галка как и любой ребенок вообще-то рыбу не любила. Но проголодаться успела. А запах еды манил. И была лавка с совсем худосочной воблой. И торговала стояла девочка. Даже для своего возраста маленькая. Для своей одежды крохотная. Смешно и нелепо смотрелась в своей косынке громоздкой и рубахой не по плечу. И выражение лица — смурное и серьезное не по годам.
Галка решила всего одну рыбешку утащить, пока торговка занята будет. Да, красть неправильно. Но Гала немного возьмет и на весь день растянет.
Вот подобралась тихо. Встала незаметно рядом. Мало ли какие оборванцы по ярмарке шастают. Только стала тянуть за хвост лакомство свое, как за шкирку ее схватили.
— Нехорошо, — осуждающе пробасил мужчина. Огромный как медведь, косматый. Вместо лица — борода и брови. И также хмурится, что никаких сомнений, мужчина — папа торговки.
— Мне очень жаль, — запричитала Гала, — давайте заработаю, я многое умею.
Но мужчина оглядел ее с состраданием. Заметил и уши, и раны, и грязь на плаще. Спросил сочувствующе:
— Из храма сбежала? — и кивнул головой куда-то. Видно вдали на возвышении стоял храм Жары.
— Нет, — честно отозвалась Гала.
— Я тебя раньше не видал. Откуда же ты тогда?
Галка не торопилась о себе говорить. Мало ли. Но он и сам догадался.
— От Яровой удрала? У нее сейчас там праздник какой, гости. Вишь, дуже и до нас дошло. Весь хороший улов в имение идет, а нам на торги мелочь остается.
Скуксился медведь, опустил Галу и поглядел печально на прилавок.
Дочка его важно закивала.
— Кушать хочешь?
— Да. Я могу перетаскать или помыть что-нибудь. Могу дров наколоть. Зима же скоро.
Они хором рассмеялись. Оно и понятно, холодов уже давно не бывает.