Коллекционер уродов (СИ)

Подошла к Галке и взяла булку из ее рук. Стала кусать без аппетита. И глядела на них скучающе.

— Вы… — Гала не знала что сказать. Дар речи покинул ее. И она спросила самое глупое, что могла сейчас из себя выдавить, — Вы Жара?

— Елена, — ненароком пуская крошки изо рта, представилась она и протянула Галке руку для рукопожатия.

— Елена?

— Настасьевна. Елена Настасьевна, да. А ты?

— Галка, — девушка стояла заторможенная, не глядя крошки стряхивала, — так, Вы не богиня?

— Неа, уродка, — Елена чуть встрепенула крылья, отчего черные пёрышки вспыхнули красным накалом, — Жар-птица. Меня по старому поверью как уродку и принесли в жертву. Здесь из земли огонь выходил, такой густой…

Елена хитромудро завертела пальцами, силясь объяснить как и где магма текла. Но плюнула, видя недопонимание всеобщее, и продолжила жевать булку.

У Галы голова зашлась кругом, в груди будто скрутило прутом железным.

Медленно доходило: Елену принесли в жертву. Ее предали пламени прямо здесь. Она никакая не Богиня, и никогда ею не была. Всего лишь юная девушка, которую притащили в пещеру и убили, сожгли.

Гала тут же вспомнила все те выворачивающие чувства, что ей в видении были даны. Ужас, отчаяние, страдания. Боль ожогов. Запах гари собственной плоти.

— Значит, Вы не знаете как потепление остановить? — Галка совсем растерялась, голос ее становился с каждым словом все тише и глуше.

— Неа.

— И Богиня Вам не сказала? — в разговор вступила Рада Адовна, она опешила тоже, глядела растерянная, напряженная. Голос сел и охрип.

— Как бы она это сделала?

— Так после смерти… — Рада Адовна с пыхтением поднялась на ноги. — Может, Вам дано было умереть, чтобы Жара учение какое передала? Иначе для чего Вы восстали из пепла? Боги хоть и жестоки…

Елена в миг озверела, откинула булку, надыбилась. Подняла плечи, раскрыла крылья, поглядела тяжело из-под бровей нахмуренных.

И без того беспокойные огоньки свечей, заходились от порыва крыльев. Ветер поднялся резкий и сильный. И фигура Елены угрожающе возвысилась над маленькой Галкой и ее учительницей. Крылья под самый потолок уткнулись, закрыли своим силуэтом свет, погрузили во мрак и ужас.

Галка видела как петухи поместья так же пушатся, чтобы напугать, пригрозить. И стоит признать, вид действительно страшил.

Елена не говорила — выплевывала каждое слово.

— Умолкни! Заткнись. Не смей говорить, что Боги жестоки, но справедливы. Не заикайся. Я видела смерть и за ней ничего нет. Нет ни смысла, ни существования. Нет никаких Богов. И никакой сраной справедливости… Я для какой-то высшей цели не умирала. Меня просто убили.

Гала только выставила руку, преграждая путь, защищая учительницу. Но незачем. Елена злющая, тяжело пыхтящая, обогнула их и вышла прочь.

— Есть тут что посытнее? — угрюмо сетовала она.

Елена вышла на порог храма, подставила лицо теплым каплям дождя. Расслабилась.

Галка вышла следом, протянула тарелку с сырниками, которые стащила из столовой.

— Спасибо, — Лена глядя на город в низине, взяла кругляшок творога. И крылья расправила, да так, что они навесом укрывали Галку. И вода, только попадая на перья, с шипением тут же испарялась.

— Ты в порядке? — уточнила Гала, но сама видела, что нет. Не в порядке.

— Все поменялось.

— Ты много времени провела в камне.

— Похоже на то, — откусила печально сырник.

— Если тебе некуда пойти… Я знаю место, где уроды могут жить спокойно.

Елена с набитыми щеками повернулась, чтобы внимательнее разглядеть Галку. Удивлению на ее лице не было предела.

Ещё больше удивились домашние. И если Влад уже давно махнул рукой на все странности, то Ева разразилась гневом. Отходила Галку кухонным полотенцем.

— Рада Адовна, ну Вы-то взрослый человек, — причитала Ева, пока девушки покорно вдоль стенки стояли понурив головы, — знаете же, что у нас содержание сократилось. Денег меньше стало, а вы лишний рот в дом тащите.

— Душа моя, Дуся, тебе нельзя волноваться, — старался было вступиться хозяин, успокоить. Но несчастный попал под горячую руку.

И пока Ева с небывалым рвением отчитывала Влада, Галка тихонечко ретировалась.

— Не волнуйся, она отходчивая, — они взяли малышку Свету и спустились к пруду.

— Это точно, так отходит, сидеть больно будет, — ошарашенно поддакнула Елена Настасьевна.

Так они и стали жить вместе.

Стрекоза росла и крепла потихоньку. Ее любил весь дом.

Мерин с нежностью тискал ребенка, любил искупать ее. Брал трепетно на руки и на поверхность воды клал, как на перину. Катал много, быстро. А Свете и нравилось, хохотала громко, ручками дёргала по-детски, брызги поднимала.

Часто она ещё Мерина за волосы таскала и игрушки его воровала. Но он только нежно улыбался и гладил малышку по голове.

Ева же досуг с ребенком проводить не умела. Чаще всего если и пересекалась со Светой, то только из-за Влада или Галки, что носились любовно с лялькой.

Иногда Ева приносила из теплицы Свете веточку или листик, если учительница дозволяла. И иногда читала детке вслух. Но очень редко. Только когда никого рядом не оставалось. И то очень тихо, баюкая.