Коллекционеры и меценаты в России

Интересный портрет-зарисовку этой колоритной фигуры оставил в своих воспоминаниях замечательный русский художник и искусствовед А. Н. Бенуа. «Был он малым статным, — писал Александр Николаевич, — с белокурыми, завивающимися на лбу (если не завитыми) волосами, а лицо у него было типично русским и довольно простецким. Что же касается его манер, то казалось, что он нарочно представляется до карикатуры типичным купчиком-голубчиком из пьес Островского. И говор у него был такой же характерный московско-купеческий, с легким заиканием, ударением на «о» и с целым специфическим словарем. Иностранными языками он тогда (речь идет о 1906 г. — А. Б.) не владел… успел же он объездить весь свет, побывать даже и у людоедов Новой Гвинеи, где однажды ему дали вина не в кубке, а в черепе врага того племени, среди которого он оказался и вождь которого таким образом особо почтил гостя»^{54}.

Другой эксцентричный миллионер, Ф. Я. Ермаков, получивший чин действительного статского советника за учреждение богадельни и умерший в 1895 г., завещал 3,3 млн руб. для раздачи «в воспоминание об нем и на помин души его бедным и нуждающимся в пособии людям»^{55}. Выделение такой огромной суммы для раздачи в виде милостыни вызвало своего рода шок как у родственников, так и у «власть имущих». Дочь завещателя в течение нескольких лет настойчиво добивалась признания завещания недействительным. Однако частная собственность и воля собственника были «священны» (изменить завещательное распоряжение мог только царь), и суд отверг в 1900 г. ее домогательства. Перед административными органами встала труднейшая задача: как практически осуществить раздачу денег, чтобы не повторились трагические события «Ходынской катастрофы», вызванные бесплатной раздачей «царских гостинцев» на коронационных торжествах в 1896 г. (Во время образовавшейся давки погибли и получили увечья несколько тысяч человек.) В итоге воля завещателя все-таки, с «высочайшего соизволения», была нарушена, и основная часть средств пошла на сооружение ремесленного училища и ночлежного дома.

«Разгул с размахом» и другие случаи бессмысленных трат подробно смаковались в бульварной прессе и служили темой пересудов как в купеческой среде, так и вне ее. Подобные факты несомненно усиливали общественный скептицизм относительно всего купечества, который господствовал в обществе. Однако существовали примеры и другого рода, которые все больше и больше ломали сложившиеся стереотипы в общественном восприятии купцов.

Колоритной фигурой в деловом мире России был один из крупнейших предпринимателей конца XIX в. Гаврила Гаврилович Солодовников (1826–1901), владелец универсального магазина «Пассаж Солодовникова» на Кузнецком мосту в Москве, крупный домовладелец, землевладелец и банкир. Происходил он из купеческой семьи, и его отец вел крупную мануфактурную торговлю на украинских ярмарках еще в 20-е и 30-е годы XIX в. Никакого учебного заведения Г. Г. Солодовников не кончал и по старокупеческой традиции получал воспитание и образование в доме родителей. (В таких случаях учителя, как правило, лучшие, приглашались на дом, и образование происходило под контролем «родителя». На обучение своих детей денег не жалели.)

Продолжая и расширяя торговые операции, Г. Г. Солодовников одновременно стал и крупным жертвователем и много лет перечислял средства в фонд Варваринского сиротского дома, попечителем которого он состоял (одно из крупнейших учреждений подобного рода). За эту деятельность в 1891 г. по ходатайству Московского генерал-губернатора и министра народного просвещения ему был «высочайше пожалован» чин действительного статского советника^{56}. Превратившись в «статского генерала» (это звание соответствовало чину генерал-майора) и получив право на общий гражданский титул «превосходительства», Г. Г. Солодовников продолжал вести старый образ жизни и много времени уделял «изящным искусствам». Являясь заядлым меломаном и театралом, он сам писал и пьесы, судить о достоинствах которых теперь невозможно, так как они были известны лишь узкому кругу лиц и, насколько известно, никто из них публично никаких суждений не высказывал.