Коллежский секретарь. Мучительница и душегубица

– Еще как. А почему атаман так поступил? Неужели Цицианов и атаман знали друг друга? Стоит подумать об этом, если конечно сие правда.

– Самая что ни на есть. Но ты не спеши Цицианову про то говорить. Подожди…

3

Москва.

В доме Лариона Гусева.

«Цицианов, о своем дорожном приключении ни словом не обмолвился. Отчего так? – спрашивал себя Соколов. – Он как сенатский чиновник должен был о том рассказать. Хотя разбойники часто на путях шалят, и ничего странного в том нет. Но князь знал атамана. Вот загадка. Хотя, может, слуга Тютчева просто солгал? Да нет. Зачем это слуге? И самому Тютчеву мне лгать зачем? Это стоит прояснить».

Соколов, после того как посетил капитана Тютчева, поехал в дом Лариона Даниловича Гусева чиновника из Тайной экспедиции. Он знал, что в этот час Гусев был дома.

Ларион Данилович жил в другой стороне города и среди богатых купеческих домов его дом выделялся изысканностью и богатством отделки. Степан знал, что не со служебных своих прибытков отстроил Гусев такие хоромы. И не со служебного жалования выделил он своей старшей дочери в приданое 12 тысяч рублей. Но Лариона Даниловича коллежский секретарь все равно уважал за смекалку. Без дела Гусев людей не мытарил и всегда старался помочь оправдаться невиновному. А что деньги брал с виноватых, так в том многие были замешаны. Особенно при покойной государыне Елизавете Петровне казнокрадство расцвело пышным цветом. Жалование чиновникам постоянно задерживали, а то и вовсе не платили годами. Но те по старой российской привычке выкручивались, как могли и превращали свои служебные места в источник постоянного дохода. «Всяк подьячий любит пирог горячий!» говаривали на Руси, и потому без приношения просители в канцелярии и конторы не являлись.

Гусев сам встретил Степана на крыльце и произнес с улыбкой:

– Степан Елисеевич? Вот гость дорогой! Не ждал тебя. Порадовал старика.

– По делу к тебе, Ларион Данилович. Но от твоей наливочки не откажусь.

–Проходи, Степан. Редкий ты гость. Сколь лет у меня не был? Пять лет почитай. Загордел.

– Какая гордость, Ларион Данилович. Мне уже сколько лет, а я все в коллежских секретарях. Вот князь Цицианов на десять лет младше, а уже надворный советник.

– Проходи в дом. А в том, что в чинах не движешься в том сам и виноват. Прошлое-то дело твое без скандала не обошлось. Слыхал, я о том, как тебя хотели прогнать со службы и про то, как твой начальник юстиц-коллегии от должности тебя отстранил. Токмо дело Салтыковой тебя и спасло. Никого для сей пакости твой Бергоф более не нашел. Вот и сунул тебя в пекло.

Они вошли в дом и слуги приняли у Степана плащ и треуголку.

– Пойдем в горницу, туда слуги наливку и закуски подадут. Ты ведь не просто из старой дружбы приехал? По делу? Моим советом не иначе воспользовался? Так?

– Так. Но мне нужно еще кое-что знать. Ты ведь многое помнишь из того, что против Салтыковой затевалось?

– Да почитай все, Степан. Но разве капитан Тютчев тебе зацепки не дал? Садись. Располагайся поудобнее. Рано я тебя не выпущу из своего дома. А то когда во второй раз я тебя еще здесь увижу.

Соколов сел на один из высоких резных стульев и слуги стали разносить подносы с яствами и сулеи с наливками и даже водрузили на стол полуштоф водки.

Когда стол был накрыт, Гусев распорядился всем убраться и плотно затворить двери и не мешать ему с гостем.

– Девки мои, Степан распоясались совсем. Приходиться их уму разуму плеткой учить.

– Ты одну уже дочку замуж выдал, Ларион Данилович? – из вежливости поинтересовался Степан, зная, что старик любит поговорить о падении нравов и о своей семье.

– Одну выдал, Степан, а еще четыре осталось. Сына мне бог не послал, а девок пятеро. И каждой дай приданое. Что девка без приданого? И нарядов новомодных они требуют, и парикмахера, и кружев, и лент. Да мало ли чего. Вот и кручусь.

– Дом у тебя велик, Ларион Данилович.

– Дом хорош. Да и имение у меня имеется. Мой-то батюшка был питух20 известный и мне ни копейки не оставил после себя. Окромя долгов ничего. Правда на службу меня пристроил и на том ему спасибо. И стал я вести жизнь трезвую и трудолюбивую и поднакопил кое-чего. Вот и именьице-то наше фамильное выкупил и даже землицы у соседей прикупил. Ныне за мной записано 200 душ крестьян.

– Дом у тебя хорош и чист. Хозяин ты отменный, Ларион Данилович.

– Ну дак, – самодовольно улыбнулся Гусев. – Воспитания я такого, Степан. На батюшкином примере знаю чего делать не следует. Вот как. Ну, давай выпьем по первой. Водка гданская добрая.

Они выпили и стали закусывать. На столе были блины с зернистой икрой, жаренный гусь, рыба.

– А девки-то мои по балам нынче засуетились. Я их секу мало. Позабыли древнее благочестие. Ранее девки по домам до замужества сиживали. А нынче, – дьяк махнул рукой и налил еще по одной.

Они снова выпили за хозяина и за благополучие его дома.

– Так что там у Тютчева было, Степан? – Гусев, наконец, перешел к делу. – Небось заартачился?

– Нет, Ларион Данилович, наоборот, сразу мне все и выложил. И даже вот сию бумагу отдал, – Соколов передал старику подметное письмо.