Коллоидный Мир

В общем, да — эксцентрично, факт. Но Рарычу я этому натурально оторву уд, под корень, раз уж обещал. И буду в своём праве, ну и прав, такой вот каламбур, хмыкнул я.

— А что будет, Стригор Стрижич? — неспокойно спросила Люба, по дороге домой.

— Что-что. Уд оторву, под корень, этому прохвосту, как и обещал, — задумчиво протянул я.

— Ты не беспокойся, Любушка, — погладила Ола подружку по плечу. — Стригор Стрижич того господина одним плевком поверг, — на чём прыснула, да и Люба улыбнулась. — А уд он отрастит, наверное, — задумалась она.

— Срочно прекращать не о том уде думать! — возмутилась моя барственность. — Думать о том уде, что надо, велю так!

Ну смех смехом, а за час до рассвета меня разбудил скребёж в двери. Хоть девчонок не разбудил, скребун злостный, блин! И вообще — повезло, что и так, и так поднимался. И вообще — кому тут не спится в ночь глухую, высунул я недовольную морду лица за порог.

И скребун оказался из категории первых несплюнов. Может в чём-то и третий, хрен знает, не проверял.

— Блага вам, Стригор Стрижич, — выдал парень лет под двадцать, с сулиманом.

— Блага, — сделал я ручкой, благо парень родовичем не был. — Надо чего в рань такую? — полюбопытствовал я, поиграв в гляделки со звёздами и орбитальной базой.

— Прощения просим, Стригор Стрижич, наказ был непременно передать вам послание до поединка, чтоб ознакомиться успели.

— Опричный Приказ? — прикинул я всех, кто мог прислать мне цидулю костяную.

— Точно так, Стригор Стрижич.

— Ну… молодец. Наверное. Местами, — пребывал в сомнениях я. — В общем, считай — передал, — подытожил я и скрылся в недрах флигелька.

А то вроде этот паренёк — не особо третий, но — а ну нафиг на улицах в ночи торчать. Там точно этих третьих орды несимпатичные, а мне их хоронить толком негде.

Пластинка же отдавала уже знакомым эфиром (очень знакомым — всё же наш с Тенетницей “танец” вышел как предельно интимным, хоть и без эротики, так и очень познавательным) и содержала такую информацию:

Блага тебе, Стригор Стрижич!

Имперский Род выказывает тебе просьбу, сохранить, по возможности, жизнь старшего дьяка Поместного Приказа, Рарсила Рарожича, в силу нужности его в деле службы Империи. Просьба сия за неисполнение её своё последствий не повлечёт, за исполнение же буду искренне благодарна.

Г.И.О.П. Тенетница.

П.П. На месте поединка будет ждать дьяк Опричного Приказа Горыня, коли свидетель поединка тебе понадобится.

Нууу… в принципе — и так прохвоста хамского убивать не собирался. Ну “искреннее спасибо” порадовало, да, хмыкнул я. Ладно, в целом — понятно. “Не будет ли любезен многоуважаемый джинн не убивать пьяного придурка смертью?” — примерно так.

А вот что интересно — второе сообщение от Тенетницы, на костяной пластине, официальный со страшной силой документ — но написан в чисто “разговорной” манере. То есть, это — вообще на “ты”, как мы и общаемся лично. Занятно, но, скорее всего, объяснимо потоком документооборота и положением дамочки — она реально не заморачивается, “вижу и пишу”, скажем так. Ну — меня не оскорбляет, а оскорблённых и обиженных Паучиха и сама схарчит, если разобраться.

Ну а “свидетель”… И контроль, и помощь, факт. Всё же Тенетница, похоже, воспринимает мою симпатичную персону как ценный актив, что и разумно и… да не напрягает, а нормально. Владыки стихии реально на обочине в пьяном виде не валяются. А реверансы, не слишком значимые — естественное “принюхивание”. То есть то, что я прямо сказал: “Знания — работа”, это одно. Но “тёплые отношения” — вещь ой как нелишняя. Ну и в рамках вполне терпимого некую подмогу оказывают. Приму, решил я. Должен нихрена не буду, потому что это — именно реверанс-поклон, не более.

Вышел я, значит, из флигелька, за четверть часа до рассвета, девчонки спали, что и к лучшему. Взгромоздился на Индрика и направился к уже известному мне месту “близ капища всех богов” — отнорок-рощица, где столенградские родовичи изволили выпускать друг другу кишки, прожаривать мозги и совершать прочие дедушке Дарвину угодные деяния друг с другом.

Горизонт самым соответствующим времени образом розовел. А вот неподалёку от рощи, верхом на горбатом щучьем сыне, пребывал имперец лет тридцати. В “столичном” одёжном коде — без биодоспеха, но с троицей пырял на “подвязке”.

— Дьяк Опричного Приказа Горыня, — слегка поклонился он. — Свидетель вашему поединку потребен, Стригор Стрижич?

— Я, — вежливо кивнул я в ответ, представившись. — Думаю — не помешает. Благодарю, — на что Горыня просто кивнул и замер.

Эфиром невежливо в мою сторону не фонил, природами всяческими любовался — хороший человек, поставил диагноз я. Пока своими гадкими деяниями не докажет обратного.