Александра Михайловна почувствовала себя реабилитированной только в марте 1933 года. 9 марта записала в дневнике: «Вчера неожиданная огромная радость. Я награждена орденом Ленина. И главное, за мою революционную работу среди женщин».
Орденами наградили несколько бывших работников женотделов — «за выдающуюся самоотверженную работу в области коммунистического просвещения работниц и крестьянок». В советской колонии в Стокгольме это событие пышно отмечалось. Торгпред Давид Владимирович Канделаки произнес прочувственную речь. «Сотрудницы обнимают, плачут, подносят цветы. Я и сейчас еще как в тумане», — записала Коллонтай в дневнике.
Семнадцатого марта признательная Александра Михайловна написала Сталину: «То, что награждение орденом Ленина проводилось в связи с 8 марта — это очень хорошо. За награждение не благодарят, но я хочу, чтобы Вы и ЦК знали, какую ценность данный факт имеет для меня в связи с женским движением».
ОППОЗИЦИЯ
В Советской России ни следа не осталось от предреволюционного большевистского лозунга равенства. Только поначалу вожди испытывали те же трудности, что и все.
В сентябре 1918 года журналист Давид Заславский, будущий член редколлегии газеты «Правда», бежал из Петрограда, где свободную журналистику уже придушили, в Киев. Он поразился среди прочего тому неравенству, которое уже сложилось в Советской России: «В поезде, которым мы едем, — два вагона со спальными местами, один вагон второго класса и теплушки, набитые народом — простым народом, вот той беднотой, которая объявлена хозяином страны. В зале второго класса на вокзале чисто, пусто. В большом помещении столики с белой скатертью, пустой буфет и скучающие лакеи. А внизу, в зале третьего класса, на полу, в грязи, в духоте, на скарбе валяются пролетарии и пищат их дети, и ходят по их головам носильщики. На каждом шагу красноармейцы. Они водворяют порядок. Он заключается в том, чтобы простую публику не допускать в чистые помещения. И как строги эти красноармейцы, и как забита эта публика!»
В январе 1919 года Коллонтай записала в дневнике: «Заходил Александр Гаврилович Шляпников, он сейчас губернатор Астраханского края. Он меня высмеивает за то, что во мне много интеллигентщины».
Александр Гаврилович — фигура в ту пору более чем заметная. Во время Первой мировой войны Шляпников, с которым у Коллонтай был бурный роман в эмигрантские годы, нелегально вернулся в Россию и был введен в состав ЦК. В феврале 1917 года он оказался единственным членом ЦК партии большевиков на территории России. Остальные вожди находились либо в ссылке, либо в эмиграции.
После Октября они с Коллонтай вместе входили в состав правительства. Шляпников — нарком труда, затем нарком торговли и промышленности. В Гражданскую войну — уполномоченный по продовольствию на Северном Кавказе, член Реввоенсовета Южного фронта и 16-й армии Западного фронта.
— Вы говорите, что вас смущает совесть, что вы живете в Доме Советов и имеете обед и более или менее теплую комнату, а на окраинах один ужас, — говорил ей Шляпников. — Но ведь с чего-то нам начинать надо. Кто живет в домах советов? Не враги же народа, а те же рабочие-партийцы. Это вы всё ищете себе самой оправдание и как бы обеляете себя тем, что разводите жалобу по поводу страданий народа. Выбейте из себя эту интеллигентщину. А так вы неплохой человек, товарищ Коллонтай…
Коллонтай занимала комнату № 555 во 2-м Доме Советов — это гостиница «Националь», там селили партийных работников.
Леонид Борисович Красин писал семье, оставшейся за границей: «Тут у нас такое идиотское устройство, что сами народные комиссары питаются в Кремле в столовой, семьи же их не могут из этой столовой получать еду, и потому Воровский, например, питается в столовой, а Д. М. Воровская и Нинка пробавляются неизвестно как и чем. Купить же что-либо можно лишь за невероятные цены. Как вообще люди живут — загадка».
Вацлава Воровского, поскольку он давно жил в Стокгольме, сразу после революции назначили полпредом в Скандинавских странах. Вменили ему в обязанность установить контакты с державами Антанты и предложить им прекратить враждебные действия против Советской России. Но он ничего не успел сделать. 6 декабря 1918 года Швеция решила разорвать дипломатические отношения с Советской Россией. Воровский сколько мог пытался задержаться в Стокгольме, но 30 января 1919 года всем советским представителям пришлось уехать из Швеции в пломбированном вагоне.
Коллонтай:
«Когда мы, собственно, ели? Помню только раз, после Совнаркома. Кажется, это было в три часа ночи, в столовой Совнаркома. Нам принесли огромные ломти хлеба с паюсной икрой. Это было удивительно вкусно. Теперь, когда мы сыты, понимаем, что мы, в сущности, голодали всю зиму.
В ноябре шведские товарищи привезли нам (Совнаркому) ящик с провизией: консервы, колбасы, сыры. Мы делили провизию с канцелярией. Я резала круглый красный голландский сыр, когда Владимир Ильич вышел из своего кабинета и, увидев сыр, остановился:
— Сыр всё-таки вещь хорошая.
— Хотите кусочек?