Коллонтай

— Давайте.

Я отрезала ему полумесяц. И себе — поменьше. Но тотчас началось заседание Совнаркома. Неудобно было идти с сыром, оставила в канцелярии вместе с пакетиками консервов. На столе возле Ленина лежал еще не начатый им полумесяц с кусочком свинцовой бумажки, приставшей сбоку. Всё заседание поглядывала я на этот кусочек и радовалась своей доле, что съем дома после заседания. Но когда заседание окончилось, в канцелярии не оказалось ни сыра, ни пакетиков с консервами. Кто-то уже «экспроприировал». И тогда это было настоящее «огорчение».

Но страдания были недолгими. Советская власть организовала своим вождям усиленное питание. 14 июня 1920 года Малый Совнарком (правительственная комиссия, занимавшаяся относительно мелкими вопросами) утвердил «совнаркомовский паек».

Ответственным работникам ЦК партии полагалось на месяц в фунтах (один фунт равен 400 граммам): сахара — четыре, муки ржаной — 20, мяса — 12, сыра или ветчины — четыре, два куска мыла, 500 папирос и десять коробков спичек. Наркомам и членам политбюро давали больше. Им, к примеру, полагалась красная и черная икра. В последующие годы пайки для руководящего состава всё увеличивались и увеличивались.

Всё быстро менялось. Советские чиновники стремительно отдалялись от народа и с раздражением воспринимали жалобы на тяжкую жизнь.

«Была у Зиновьева, — записала в дневнике Коллонтай. — Характерна фраза Зиновьева: «Они все жалуются на голод! Преувеличивают! Все прекрасно одеты. Просто они (кто они? рабочие?) привыкли, что когда они вопят, мы сейчас забеспокоимся и сделаем для них всё. Набалованность!»

Ну и язык! И кто такие эти «мы и они»? Впрочем, у меня от Петрограда именно такое жуткое впечатление… Не жаль мне прошлого Петрограда — барства и нищеты. Я тот ненавидела. Но не люблю и этого города новых властителей, где убита инициатива масс, ее самодеятельность, где есть «мы» и «они» и где царит взаимная ложь, недоверие, фиглярство верхов и подобострастие, страх низов… Это о Зиновьеве».

Заводские рабочие негодовали: они голодают, лишены самого необходимого, а советские чиновники «носят галифе шириной в Черное море», сытно едят и не интересуются судьбой пролетариата (см.: Россия нэповская. М., 2002). В городах ввели карточки и сразу же установили систему привилегированного снабжения начальства.

«Что касается коммунистического сословия, — писал лидер меньшевиков Юлий Мартов, — то его привилегированное положение почти неприкрыто, или, лучше сказать, менее скрыто, чем в прошлом году. Такие люди, как Рязанов, Радек и Рыков, которые раньше воевали против неравенства, теперь не скрывают на своих столах белый хлеб, рис, масло, мясо… бутылку неплохого вина или коньяк. Карахан, Каменев, Бонч, Демьян Бедный, Стеклов и другие просто наслаждаются жизнью. Только Анжелику (Балабанову), Бухарина и Чичерина из звезд первой величины всё еще можно отметить за их простоту нравов».

ЦК социалистов-революционеров констатировал: «Заканчивается перерождение большевизма из его первоначальной анархо-охлократической фазы в фазу бюрократическую с окончательным оформлением советской аристократии и советской бюрократии».

И это происходило на фоне невероятной нищеты и полнейшего презрения к правам трудящихся. Весной 1919 года в Москве забастовали типографские рабочие. Глава правительства Ленин и председатель Моссовета Каменев распорядились: «Московскую Чрезвычайную комиссию обязать произвести аресты беспощадно, не считаясь с прошлыми соображениями, среди забастовщиков».

Власть, называвшая себя рабочей, не признавала за рабочими даже права на забастовку.

В начале 1921 года под бременем Гражданской войны и военного коммунизма рухнула экономика. Ведь большевики сразу взяли курс на плановую экономику без частной собственности. Национализация в России началась в конце 1917 года. В 1920 году промышленное производство сократилось до пятой части довоенного уровня. Остановился железнодорожный транспорт из-за нехватки топлива. В Петрограде и Москве начались перебои с хлебом. В середине февраля 1921 года промышленность Петрограда остановилась. С октября 1921-го по май 1922 года цены выросли в 50 раз.

Голодала и Красная армия, состоявшая из крестьян. В результате власть не могла рассчитывать на собственные вооруженные силы. «Очень часто красноармейцы просят милостыню по дворам», — докладывал в Москву 11 февраля 1921 года секретарь Петроградского губкома Сергей Семенович Зорин.

Люди бежали из городов, где нечем было прокормиться. За годы Гражданской войны количество промышленных и горнозаводских рабочих сократилось вдвое. Промышленностью руководили большевики без образования, они умели только приказывать. Рабочие жаловались, что «красные директора» ведут себя как «царские жандармы». В феврале 1921 года восстали столичные металлисты: забастовка за забастовкой. Винили во всем коммунистов. Бывший нарком труда, а тогда председатель профсоюза металлистов Шляпников бил тревогу:

— Сейчас коммунистов из заводских комитетов вышибают. Основа наших союзов — фабрично-заводские комитеты становятся беспартийными.