В те же дни Петроградская губчека сообщала в Москву, что военные недовольны отсутствием продовольствия, обмундирования и медленной демобилизацией: «Красноармейцы, где только возможно, стараются что-нибудь обменять на хлеб, ходят по квартирам обывателей после работы. В некоторых частях были случаи отказа от нарядов из-за отсутствия обуви».
Моряки были недовольны тем, что революция ничего не принесла. Другие люди вышли в начальники и наслаждались привилегиями. Балтийцы считали, что заслуживают большего.
«Когда вышел из вагона, — вспоминал профессор Московского университета Юрий Владимирович Готье, — прежде всего меня поразила надпись: «Въезд в Кронштадт воспрещен», красующаяся на перроне. Как будто в Петроград только и едут, чтобы попасть в эту ужасную лабораторию русской революции. И в этом видно самоупоение и самопереоценка революционного хамья…
За Николаевским мостом можно видеть довольно много судов Балтийского флота, спокойно стоящих у берега, в то время как «краса и гордость революции» в брюках клеш разгуливают по набережным под ручку со своими дамами. Их особенно много вокруг крепости и около Английской набережной, где они захватили весь квартал, выселив из него жителей».
Матросы переоценили свою популярность, в стране их не очень поддержали (Отечественная история. 2004. № 1): «Матросы и лица, одетые матросами (а таких очень много), всюду требуют для себя всевозможных удобств и преимуществ в воздаяние их заслуг по утверждению Советской власти в России… Все бывшие матросы при больших деньгах и в силу этого пользуются успехом у советских девиц. Если кто и позволит себе кататься на лихачах в тех городах, где они еще сохранились в России, то это обычно молодые люди, либо одетые в кожаные куртки, либо — в матросскую форму».
Бывший председатель Центробалта Павел Дыбенко, которого рядовая масса моряков давно не воспринимала как своего, подписал обращение к старым морякам Кронштадта: «Спасайте честь славного революционного имени балтийцев, опозоренного ныне предателями. Спасайте Красный Балтфлот». Но эти призывы не возымели действия. 27 февраля Григорий Зиновьев приехал на общефлотский митинг в Морской корпус. Но питерскому вождю не давали говорить. Он был в панике, о чем уведомил Ленина.
Организатором восстания был старший писарь линейного корабля «Петропавловск» Степан Максимович Петриченко. Его избрали председателем Кронштадтского временного революционного комитета.
Местная газета «Известия ВРК» писала: «Здесь, в Кронштадте положен первый камень третьей революции, сбивающей последние оковы с трудовых масс и открывающей новый широкий путь для социалистического творчества».
Один из моряков восхищался товарищами: «Свершилось! Лопнуло терпение, и все советы, чрезвычайки, особые отделы полетели вверх тормашками. Все коммунисты арестованы и обезврежены. Кронштадт готовится к новой жизни. Итак, ожидания сбылись. И всё это произошло без единого выстрела. Настроение у всех праздничное. Подъем духа — необыкновенный. Интересно, в какую форму выльется эта «третья революция».
Для ликвидации мятежа Троцкий приказал восстановить 7-ю армию (она была переведена на положение трудовой и называлась Петроградской революционной армией труда), назначил ее командующим будущего маршала Михаила Николаевича Тухачевского, подчинив ему все войска Петроградского округа и Балтийский флот.
В действующие части отправили примерно 300 делегатов X партийного съезда, имевших военный опыт, среди них был Павел Ефимович Дыбенко. Он принял под командование сводную дивизию Южной группы войск.
Какая невероятная коллизия! Александра Михайловна Коллонтай олицетворяла идеи, которые подняли кронштадтцев на мятеж. А ее любимый человек стрелял в них…
Общий приказ был такой: «Жестоко расправиться с мятежниками, расстреливать без всякого сожаления, пленными не увлекаться». Но красноармейцы не горели желанием сражаться против кронштадтских матросов.
В Южной группе войск, докладывали работники особого отдела своему начальству, «561-й полк, отойдя полторы версты на Кронштадт, дальше идти в наступление отказался. Причина неизвестна. Тов. Дыбенко приказал развернуть вторую цепь и стрелять по возвращающимся. Комполка 561 принимает репрессивные меры против своих красноармейцев, дабы дальше заставить идти в наступление».
Три полка — 235-й Невельский, 236-й Оршанский и 237-й Минский — наотрез отказались штурмовать Кронштадт.
«В два часа дня сегодня, 14 марта 1921 года, — докладывал малограмотный, но бдительный уполномоченный 1-го Особого отдела, — были выстроены три вышеозначенных полка. На приветствие тов. Дыбенко ответило лишь несколько человек.
В рядах говорили, что тов. Дыбенко хотел сказать речь, но красноармейцы говорили, что довольно, мы наслушались ваших речей. Из всего этого можно заключить, что прибывшие части неблагонадежны».
Непокорные части разоружили. Наиболее активных противников наступления на Кронштадт чекисты арестовали. В 237-м полку расстреляли сорок одного красноармейца, в 235-м — тридцать три. Такими мерами армию заставили штурмовать Кронштадт.