Шестого марта по радиотелеграфу бывший председатель Учредительного собрания и лидер эсеров Виктор Михайлович Чернов обратился к Кронштадтскому ревкому: «Шлю свой братский привет героическим товарищам матросам, красноармейцам и рабочим, в третий раз с 1905 года свергающим гнет тирании… Готов прибыть лично и поставить на службу народной революции свои силы и свой авторитет. Верю в конечную победу рабочего народа. Отовсюду приходят вести о готовности масс к восстанию во имя Учредительного собрания. Не поддавайтесь на удочку переговоров, начатых большевистской властью с целью выгадать время и сосредоточить против Кронштадта наиболее верные части привилегированной «советской гвардии». Слава первым, поднявшим знамя народного освобождения! Долой деспотию слева и справа! Да здравствует свобода и народовластие!»
Эсер Чернов верил, что восстание моряков — начало новой революции против деспотии большевиков. Но в реальности моряки не собирались свергать советскую власть. Они лишь хотели определенных перемен (Отечественная история. 2007. № 4). Лидер меньшевиков Юлий Мартов точнее оценил происходящее: «Это восстание, по существу, есть бунт большевистских масс против большевистской партии».
В ночь на 18 марта оставшиеся члены Кронштадтского ревкома по льду ушли в Финляндию. За подавление мятежа, то есть за расстрел недавних товарищей-моряков, Павел Дыбенко получил еще один орден.
В приказе Реввоенсовета Республики от 24 марта 1921 года говорилось: «Награждается орденом Красное Знамя… начальник Сводной стрелковой дивизии тов. Дыбенко за подвиги личной храбрости, самоотверженность и искусное управление частями войск, проявленные при штурме крепости Кронштадт и взятии города Кронштадт».
Дыбенко вообще не был обижен наградами. В автобиографии он писал, что помимо трех орденов Красного Знамени он получил золотые часы от ВЦИКа, серебряные часы от Ленинградского совета, а также лошадь.
После подавления восстания Павел Ефимович ненадолго стал комендантом Кронштадта и крепости, участвовал в работе следственной группы. Все, кто в момент восстания находился в Кронштадте, прошли через трибунал. В общей сложности расстреляли 2103 человека, шесть с половиной тысяч бывших солдат и матросов посадили. Несколько сотен семей выселили из Кронштадта.
А Коллонтай в Москве на съезде партии решительно спорила с ленинской политикой!
«Рабочая оппозиция» многим нравилась своими призывами к борьбе с бюрократами. Рабочие коллективы за нее голосовали и делегировали оппозиционеров на съезд партии. На заседании 9 марта утром слово получил лидер «Рабочей оппозиции» Шляпников:
— Мы должны констатировать, что, несмотря на существующее по форме единство, у нас в партии нет органической связи между членами партии и руководящими членами ее. Это я могу сказать не только по личному опыту, но опираясь на положение дела на местах, и об этом каждый из нас знает прекрасно. Мы, Владимир Ильич, не имеем в нашей партии той былой спайки, которая у нас имелась в прошлые, не менее трудные моменты жизни нашей партии, в дореволюционный период… Тогда и спайка, и единство мысли и чувств, всё было у нас налицо. Теперь этого нет. Вот это, товарищ Ленин, и породило то, что вы называете здесь «Рабочей оппозицией»… У нас нет расхождений в основных вопросах нашей внутренней и международной политики… Но у нас много расхождений в тактических вопросах, в способах осуществления нашей общеполитической линии…
Органическая болезнь, которая наблюдается в нашей партии, заключается в оторванности наших центров от партийных масс и всего партийного аппарата от рабочих масс. Следы этой болезни несет в себе и сам Центральный комитет… Наша партия перерождается — в нашей партии замечается прилив чуждого нам элемента. Состав партии резко изменяется. Это грозит нам не только усилением влияния мелкобуржуазной стихии в нашей партии, но и тем, что эта мелкобуржуазность совьет довольно прочное гнездо внутри нашей партии…
Методы партийной работы также нуждаются в коренном изменении. Необходимо немедленно покончить с единоличием в партийной работе, прекратить ставку на уполномоченных… Не перегибайте палки в сторону борьбы с нами. Здесь вы, может быть, нас и подавите и разобьете, но от этого вы только проиграете…
На трибуну вышла и Александра Коллонтай. Она рассказала, как ей мешали излагать ее взгляды и в результате она с трудом издала брошюру «Рабочая оппозиция» тиражом всего полторы тысячи экземпляров:
— Товарищи, каждый из нас, кто работает на местах, в массе, знает, что приходится сталкиваться с ужасающими картинами условий, в которых находятся наши товарищи-рабочие, и замалчивать этого нельзя, незачем, а, наоборот, нужно вскрыть эту болезнь…