Колодец и бабочка

Следующий день принес новое известие. В день убийства Габричевский на своей машине заехал в длинный тупик, врезающийся в Тимирязевский парк. В салоне с ним никого не было. Когда именно он выехал из тупика, определить не удалось: ни одна камера на протяжении всего Тимирязевского проезда не работала, кроме той единственной, которая и зафиксировала повернувшую «тойоту». А камеры на ближайшей заправке не захватывали дорогу.

Телефон Габричевского был при нем, больше ни один сотовый в непосредственной близости от машины зафиксирован не был.

– Предположительно, в «тойоте» Габричевского и прикончили, – сказал Сергей. – Я знаю это место, там довольно безлюдно и вокруг, считай, лес. Габричевский заехал один. Значит, убийца либо приехал на своей машине, либо вообще пришел пешком. Дальше мне не совсем понятно. Убийце ничего не стоило бы уйти, бросив труп. Парк большой, выходов из него много. Пристроился к пенсионерам с палками – как ее, скандинавская ходьба? – и шагай в любую сторону. Зачем понадобилось перевозить труп из одного конца Москвы в другой?

– Затем, что убийца – дилетант, – нараспев ответил Макар. – А дилетанты часто действуют нелогично. Или логично, но крайне тупо. Так, надо обзвонить кошачьи приюты в Коптеве…

Бабкин вытаращился на него.

– Ты серьезно? Думаешь, тот, кто грохнул Габричевского, после этого вытащил из машины кота и понес сдавать в приют? В двух шагах от места убийства? Это каким надо быть кретином…

Илюшин уже набирал номер. Он скосил на Бабкина глаза, и выражение его лица было настолько красноречивым, что Сергей рассмеялся. Он вспомнил, как сам же рассказывал Макару несколько дней назад о деле из своей практики: муж, в ссоре убив жену, решил представить случившееся как ограбление, однако драгоценности убитой принес на продажу соседке. Был он абсолютно трезв. Когда Бабкин спросил убийцу, как он додумался до такого поступка, тот лаконично ответил: «Бес попутал».

– Здравствуйте, к вам в последние три дня не приносили одноглазого рыжего кота?

Илюшин обзвонил несколько приютов. Якова Соломоновича нигде не нашлось.

– Убийца скорее выпустил бы кота из машины, – негромко сказал Сергей. – Надо в парке развесить объявления. Елы-палы, до чего мы дожили…

– Буду звать тебя Эйс Вентура, – невозмутимо отозвался Илюшин, поправив наушник. – Кстати, гавайка тебе пойдет! Доброе утро, Любовь Андреевна. Макар Илюшин вас беспокоит… Да. Да. Любовь Андреевна, у нас по ходу расследования появились новые факты и, соответственно, возникли новые вопросы… Верно понимаете. Буду вам очень благодарен. Во сколько? Да хоть сейчас…

Бабкин слушал, как непринужденно Илюшин вешает лапшу на уши Яровой. Если Яровая имеет отношение к убийству Габричевского и краже кота, «новые факты» ее обязательно заинтересуют. При этом Макар так и не сообщил, чем они, собственно, занимаются, если гибель парня расследует следственный комитет. Но он прав: Габричевский – фигура противоречивая, и Яровая может знать о нем то, что не рассказала при первой встрече.

5

Заходишь в подъезд – как в озеро ныряешь. За это Сергей и любил сталинки. Внутри тихо, зеленеют цветы на подоконниках. Воздух в подъезде, где жила Яровая, был прохладный, влажный, с духом свежей побелки, настоявшийся среди толстых стен. Они поднялись по лестнице на третий этаж.

Яровая уже ждала их возле приоткрытой двери. Она была в домашних брюках, широкой белой рубахе и очках в толстой оправе.

– Здравствуйте, проходите…

С первого взгляда было понятно, что квартира принадлежит писательнице. Полки с книгами, зеленые настольные лампы, будто позаимствованные из Ленинской библиотеки, пейзажи и портреты на стенах, раритетная печатная машинка, стоящая в углу на видном месте, – все говорило о том, что здесь живет творческий человек. И кабинет Яровой выглядел именно так, как должна выглядеть обитель писателя. «Даже жалко, что пишет такую херню», – подумал Бабкин, стараясь не крутить головой, как в музее. Одна стена была полностью посвящена путешествиям хозяйки дома. Фотографии в рамках, с подписями, автографами… На фоне снежного склона группа в разноцветных комбинезонах, в центре – сияющее лицо Любови Андреевны. Пустыня, живописные барханы… Верблюды в грязной бахроме, выглядящие так, словно их объела моль. Гигантские ступени храма, поднимающиеся над джунглями…

Бабкин ощутил укол зависти. Здесь, в этой комнате, он осознал, что имел в виду Макар, когда говорил о притягательности биографии писателя.

– Присаживайтесь. Кофе, чай?

И стулья здесь были музейные: крепкие, с широкими спинками, вставками темно-коричневой потертой кожи; Сергей огляделся в некотором замешательстве, не вполне уверенный, что на них позволено сидеть. Казалось, из-за угла в любую секунду может выскочить музейная служительница в кружевном жабо: запрещено! нельзя! вы что, табличек не видите?

– Кофе, если вас не затруднит, – попросил Макар.

– И мне, – кивнул Сергей.

– Юра, сделай нам кофе, пожалуйста, – крикнула Яровая в глубь квартиры.