Колодец и бабочка

– Я о другом переживаю, – многозначительно сказала Федосеева. – Куда ты собрался? Все накрыто, тебе уже Таня салат положила. Ишь, норов показывает.

Наташе стало ясно, что она ошиблась. Матери, решившие сосватать сыновей, ведут себя иначе.

Обстановка с появлением Дмитрия накалилась. Какой-то у этих двоих, матери и сына, имелся друг к другу счет, и немаленький.

Пока раскладывали салаты и пробовали паштеты, все шло хорошо. Обсудили рецепты, затем неожиданно перескочили на молодежь, которая сама ничего не готовит, а предпочитает заказывать еду с доставкой. Наташе эти ритуальные стенания об упадке нравов даже нравились. Была в них приятная неизменность. И о тебе так говорили, и ты так будешь говорить, и дети твои когда-то тоже станут критиковать подрастающих отпрысков.

Наташа к слову рассказала о знакомом семействе, где сын, уехав в университет в другой город, вернулся домой после третьего курса на каникулы, и мать, решив постирать его джинсы, вытащила из кармана паспорт.

– …Паспорт раскрылся – а там штамп о заключении брака.

– Женился, паршивец? – ахнула Федосеева.

– Полгода как. И родителям ни слова не сказал. Они на него насели, а он им отвечает: «С вами ни о чем нельзя нормально поговорить, а о жене и подавно. Вам дай любой повод, вы учините скандал».

– Тем не менее на каникулы приехал, мамины пироги трескать, – рассудительно заметила Татьяна. – Казалось бы, не хочешь скандалов – так живи сам, своими силами.

– Не удивлюсь, если выяснится, что этот скрытный герой еще и деньги у родителей брал, – согласилась Наташа. – «Я вас осуждаю, токсичные мама и папа, но это не мешает мне содержать жену за ваш счет». Но, кажется, нынешние двадцатилетние все-таки в целом смотрят на брак гораздо проще, чем мы.

– А я вообще не знаю, зачем нужен брак, – легко сказала Алина. – В каждой женщине живет богиня. Нужно только раскрыть ее, и мы будем абсолютно самодостаточны.

«Абсолютно самодостаточна, только содержат меня сестра и мама. Видимо, есть главная богиня, а есть обслуживающие».

Федосеева заволновалась:

– Вы все про ерунду… А ведь мы с Натальей Леонидовной волшебную картину нарисовали! Дима, ты еще не видел…

На ходу вытирая пальцы салфеткой, она вышла из комнаты и вскоре вернулась с тигром.

– Ну-у-у… – протянул Дмитрий, – здорово, конечно…

Федосеева нахмурилась:

– Скепсис я, что ли, слышу? Что тебе не нравится?

– Все мне нравится, мам! – Дмитрий улыбнулся. – Но ты, ей-богу, как маленькая: сидишь, каляки-маляки разрисовываешь… В детство тебе впадать рано. Просто не ожидал от тебя такого энтузиазма, вот и недоумеваю.

Наташа мысленно охнула. Господи, вот же дубина стоеросовая.

– Наталья Леонидовна, а вы бы кого нарисовали? – Татьяна обращалась к Наташе, старательно улыбаясь. Улыбка эта означала: помоги мне! Заболтаем их, отвлечем ерундой.

Мария Семёновна сидела тяжелая, набухшая. Взгляд ее бесцельно блуждал по комнате.

– Я всегда мечтала о гиппогрифе, – живо отозвалась Наташа, принимая пас. – Не нужно толкаться в пробках, ждать трамвая. Сел – и полетел! Решить бы только вопрос со стойлом и прокормом…

– На кота потратишься – и то кусок зарплаты долой, – вдруг сказала Алина.

Никакого кота Наташа у нее не заметила, как и зарплаты, но это не имело значения: сейчас они втроем быстро штопали рвущийся гобелен с изображением милого семейного ужина на пятерых, включая гостью.

– На коте далеко не уедешь. Я люблю такие упражнения на воображение… Алина, можно мне пирог?.. Они кажутся простыми, но помогают лучше понять себя.

– Вам с какой начинкой, Наталья Леонидовна? Тут разные…

– Ты, помнится, недавно ружьишко прикупил, – медленно проговорила Федосеева, глядя в свою тарелку, словно обращалась к надкушенному куску пирога. – Хотя на охоту выбираешься раз в четыре года и привозишь с нее в основном клещей.

– Мам, а это тут при чем?

Федосеева усмехнулась:

– Получается, себе ты игрушки разрешаешь. А меня рисунком попрекнул!

– Господи, да не попрекнул я! – Дмитрий повысил голос. – Глупость ляпнул. Ну прости! Рисуй на здоровье, лишь бы в радость.

– А я скажу, что мне в радость! – неожиданно бойко подхватила старуха. – Вон у Светы Голубевой сынок, Игорек… Еще три года назад дом в Снегирях отстроил. Не летнюю дачу, а хороший, добротный, можно жить круглый год. Истра под боком, леса – гуляй не хочу! Вы с ним ровесники, в одной параллели учились, не помнишь Игорька? Красивый такой парнишка, высокий, на молодого Конкина похож… Олимпиады по математике выигрывал, он и поступал как олимпиадник…

Наташа отчетливо расслышала треск рвущихся ниток.

– Теперь с женой детей растят на природе, – удовлетворенно продолжала Мария Семёновна. – Все лето на свежем воздухе. И мать, между прочим, тоже вывозят, с мая по сентябрь. Я-то вон в городе торчу, в четырех стенах, одно развлечение – с Натальей Леонидовной порисовать, душою расслабиться. А у Светы на участке и грядки, и клумбы, и тепличку ей Игорек соорудил, под огурцы-помидорки… Хотя это я вру, огурцы-то она в открытом грунте растит… Угощала меня по осени. Сладкие – никакого арбуза не надо! И сметана от коров с соседней фермы.