Колодец и бабочка

Повисло молчание. Мария Семёновна тяжело поднялась, достала из холодильника банку сметаны, вздохнула и убрала обратно.

– Лучше вовсе без нее, – пробормотала она, вернувшись к пирогу.

Позже Наташа решила, что эта злосчастная отвергнутая сметана окончательно все испортила. До нее Дмитрий мог бы сдержаться. Сидел бы, багровел, желваками играл, но молчал.

После того как закрылась дверца холодильника, вариантов уже не осталось.

– А не подскажешь, благодаря кому Игорек купил дачу? – неприятно улыбнувшись, начал Дмитрий.

– Загородный дом, – поправила мать. – Что значит – благодаря кому? Себе.

– Точно, загородный! – Дмитрий как будто еще больше обрадовался. – У меня вот не то что загородного, у меня никакого дома нет. И кому я должен за это спасибо сказать?

Мария Семёновна вытаращила на него глаза.

– Дим, ты чего? – с укоризной сказала Таня.

– Нет, ты подожди! Давай разберемся! – Дмитрий навалился на стол. – Когда мы с Надеждой разводились, у меня была квартира. Своя собственная! До последнего уголочка вылизанная! Каждая розеточка на своем месте. Что ты мне сказала тогда, мам? «Оставь квартиру Наде».

Мария Семёновна молчала, рассматривая сына. Татьяна, потемнев глазами, тоже подалась вперед, точно они назначили друг другу встречу на середине стола, и быстро спросила:

– А куда она должна была податься с твоим ребенком, к тетке в Сызрань? Или к матери-алкоголичке?

– Я карты раскладывала, – важно начала Алина, – карты сказали, что ты должен уйти свободным от всего, что имел…

– Да помолчи ты со своими картами! – прикрикнули на нее с двух сторон и Татьяна, и Дмитрий.

Алина надулась.

– Вот на это вы меня и взяли! – процедил Дмитрий. – В три голоса принялись лить мне в уши, что я обязан оставить квартиру жене и ребенку, раз такая вышла неловкость в нашей жизни. Как будто я подобрал дворняжку, а теперь собираюсь выставить на мороз.

– Это другим словом называется, – отчеканила мать. – Неловкость у него, вы поглядите! Похоть и разгул! Но ты поступил как порядочный человек!

Дмитрий выпрямился, оглядел сидящих за столом, мазнув взглядом по Наташе, как по пустому месту, и ожесточенно хохотнул:

– Порядочный человек… А давай, мама, подобьем баланс, как у нас в бухгалтерии говорят. Мне сорок лет. Бабы у меня нет. Денег у меня нет. Хватает на съем, алименты, жратву и сигареты, а когда удается отложить заначку, она уходит, чтобы зубы вовремя подлечить. Своего угла у меня нет и не предвидится. Я же, как нормальный лошара, все переоформил на жену по вашему совету! Цены на квадратный метр за это время скакнули так, что она в шоколаде, а я в Мытищах. Ипотеку мне банк готов дать на халупу в Долгопрудном… Мы в город Долгопрудный идем дорогой трудной! Но для этого нужен первоначальный взнос, а где я его возьму? Выше головы мне не прыгнуть. Я и так вкалываю как проклятый, по любому свистку начальства кидаюсь на объект, хоть ночь за окном, хоть воскресенье. Следи, мама, за руками: ты, прикрывшись красивыми словесами о порядочности, меня загнала в эту задницу, и ты же меня моим положением теперь и попрекаешь! На дом загородный я тебе, видишь ли, не заработал! Огурцы не даю в грунте выращивать! – Он почти кричал. – Ты не подумала, что твоя Света Голубева сына во всем поддерживала? А ты – ты мне чем помогла? Оставила меня без штанов, а теперь шельмуешь за то, что хожу нагишом? Когда я просил у тебя на первый ипотечный взнос, ты посоветовала мне обратиться в банк, мама. Вот вся твоя материнская забота!

Мария Семёновна дернула подбородком:

– Стыдно в сорок лет клянчить у матери!

– Стыдно быть босяком в сорок лет! – заорал Дмитрий.

Поперхнулся, закашлялся и сел.

Наступила тишина. За окном басовито гавкнула собака и замолчала, будто устыдившись.

Вот тебе и семейные посиделки, подумала Наташа. Вот тебе и заштопали гобелен.

– А ты хоть какую-то ответственность за свои поступки не хочешь взять на себя? – тихо спросила Таня, не поднимая глаз. – Может, не мы с мамой будем отвечать за то, что ты завел любовницу и решил развестись? Говоришь, мы тебя заставили… Дима, тебе было тридцать лет. Взрослый мужик, не школьник. Что тебе мешало продать квартиру, поделить деньги пополам и влезть в ипотеку?

Дмитрий криво усмехнулся:

– Что ж ты, такая умная, в те времена мне не предложила такой вариант? Напомнить, что ты мне сказала? «Оставишь жену бездомной – считай, сестры у тебя нет». Женская ваша, мать ее, солидарность! Не с братом! Не с родным сыном! А теперь, когда все покрепчали задним умом, у тебя хватает наглости учить меня жизни.

Алина закрыла уши ладонями, как ребенок. Дмитрий осел сдутым мешком на стуле, будто с гневом из него вышел весь воздух. Мария Семёновна, наоборот, увеличилась в размерах, прямо-таки пугающе разбухла на своей половине стола, как если бы мать с сыном были сообщающимися сосудами.

– Ладно. Ужин не задался, и что-то у меня аппетит пропал. – Дмитрий встал, осторожно похлопал по скатерти, словно стол был единственным в комнате, с кем он хотел попрощаться, и вышел.

Хлопнула входная дверь.