Читаем Колодец одиночества полностью

Ей теперь казалось, что это так великолепно — иметь деньги, ведь эти деньги способны столько всего сделать для Мэри; в магазинах они иногда вели себя как двое детей, вытаскивая и разглядывая бесконечное число вещей. Они съездили в Версаль на новой туристической машине и часами бродили по прекрасным садам. Хамо больше не казалось Стивен грустным, ведь они с Мэри снова вернули туда любовь. Потом они поехали в лес Фонтенбло, и, когда они были там, вокруг слышалось пение птиц — вызывающее, торжествующее, волнующее: «Посмотри на нас, посмотри на нас! Мы счастливы, Стивен!» И сердце Стивен кричало в ответ: «И мы счастливы. Посмотрите на нас, посмотрите на нас! Мы счастливы!»

Когда они не ездили за город или не развлекались, изучая Париж, Стивен занималась фехтованием, чтобы поддерживать себя в форме — она фехтовала с Бюиссоном, как никогда раньше, так что тот иногда говорил ей с усмешкой:

— Mais voyons, voyons[89]! Я не сделал вам никакого зла, но всегда кажется, что вы хотите убить меня!

Отложив рапиры, он, бывало, оборачивался к Мэри, все еще усмехаясь:

— Она фехтует очень хорошо, ваша подруга, а? У нее выпад, как у мужчины, такой сильный и такой грациозный, — что, в конечном счете, было великодушно со стороны Бюиссона.

Но внезапно Бюиссон становился сердитым:

— Больше семидесяти франков я плачу своей кухарке — и за что? Bon Dieu! Разве это называется победа? Мы голодаем, нам не хватает масла и кур, и, пока не станет лучше, без сомнения, будет еще хуже. Все мы дураки, мы, добродушные французы; мы голодаем, а немцы жиреют. И они благодарны? Sacré Nom! Mais oui[90], они благодарны — они так нас любят, что плюют нам в лицо! — и довольно часто такое настроение оборачивалось против Стивен.

Однако с Мэри он обычно бывал вежливым:

— Вам нравится наш Париж? Я рад — это хорошо. Вы завели хозяйство с мадемуазель Гордон; надеюсь, вы помешаете ей губить себя курением.

И, несмотря на его вспышки, Мэри обожала его, потому что он интересовался фехтованием Стивен.

2

Однажды вечером, в конце июня, в дом спокойно вошел Джонатан Брокетт:

— Привет, Стивен! Вот и я, снова объявился — и я не люблю тебя, а положительно ненавижу. Я целыми неделями держался в стороне. Почему ты никогда не отвечаешь на мои письма? Ни одной строчки, ни одной открытки! Что-то в этом кроется. А где Паддл? Она когда-то была добра ко мне — склоню голову ей на грудь и разрыдаюсь… — он резко остановился, увидев Мэри Ллевеллин, которая встала из своего глубокого кресла в углу.

Стивен сказала:

— Мэри, это Джонатан Брокетт, мой старый друг; мы с ним собратья по перу. Брокетт, это Мэри Ллевеллин.

Брокетт кинул быстрый взгляд в направлении Стивен, потом поклонился и обменялся с Мэри торжественным рукопожатием.

Теперь Стивен увидела еще одну сторону в этом странном, непредсказуемом существе. С бесконечной любезностью и тактом он сделал все, чтобы быть очаровательным. Ни словом, ни взглядом он не позволил себе намекнуть, что его быстрый ум сделал выводы из положения дел. Манеры Брокетта предполагали невинность, которой он вовсе не обладал.

Стивен начала изучать его с интересом; они не встречались с начала войны. Он пополнел, его фигура стала более крепкой, на широких прямых плечах прибавилось мускулов и жирка. Она видела, что его лицо явно состарилось; под глазами стали обозначаться мешки, и в уголках рта появились довольно глубокие морщины — война оставила свой след на Брокетте. Только руки его оставались неизменными, белые и нежные руки женщины.

Он говорил:

— Значит, вы были в одном отряде. Это большая удача для Стивен; то есть, она была бы ужасно одинока, раз старушка Паддл уехала назад в Англию. Стивен отличилась, как я погляжу — Croix de Guerre и шрам, который ей очень к лицу. Не возражай, дорогая Стивен, я же знаю, что он тебе к лицу. А все, что пришлось на мою долю — лишь растянутая лодыжка, — он рассмеялся, — представьте себе: отправиться в Месопотамию, чтобы поскользнуться на апельсиновой корке! С таким же успехом я мог бы это проделать в Париже. Между прочим, я опять на своей квартире, надеюсь, ты приведешь мисс Ллевеллин на обед.

Он не задержался неприлично поздно и не ушел подозрительно рано; он поднялся с места в самый подходящий момент. Но, когда Мэри вышла из комнаты, чтобы позвать Пьера, он внезапно взял Стивен за руку:

— Удачи тебе, моя дорогая, ты это заслужила, — прошептал он, и его острые серые глаза стали почти нежными: — Надеюсь, ты будешь очень, очень счастлива.

Стивен спокойно отняла руку с удивленным видом:

— Счастлива? Спасибо, Брокетт, — улыбнулась она, зажигая сигарету.

3

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза