Колодец с живой водой

– Нет. – Она покачала головой, провожая взглядом задние огни «Тойоты». – Десятник – эта жирная свинья – считает себя отличным игроком в карты. Каждый вторник он целый вечер играет в покер в одном из клубов Леона, потом до полудня спит, чтобы прошло похмелье, или развлекается со своими шлюхами, а вечером возвращается сюда. Сегодня он что-то рано… Должно быть, опять выиграл, и теперь ему не терпится похвастаться своими успехами.

– Значит, он любит играть в карты? – задумчиво переспросил я, в свою очередь поглядев вслед мелькавшей среди кофейных деревьев машине.

– Да.

– А эта машина… она у него давно?

– Точно не знаю. На прошлой неделе он вроде бы ездил на другой. А что?

– Так, ничего… Я просто так спросил.

На самом деле я спросил, конечно, не просто так. Правда, новую машину Колина я видел только на фотографиях, но мне казалось маловероятным, что в Никарагуа найдется второй такой же внедорожник. И если за рулем «Тойоты» сидел десятник, который, как утверждала Лина, еще недавно ездил на чем-то другом, следовательно, Сэл все-таки добрался до Леона, и не просто добрался, но и успел просадить в карты отцовскую машину. Интересно, что он еще проиграл?.. Леон, хоть и был когда-то столицей Никарагуа, все же не особенно велик, и я сомневался, что в нем найдется несколько карточных клубов, где каждый вторник идет крупная игра. Скорее всего, такой клуб в городе всего один, а значит…

Лина обернулась и стала смотреть назад – туда, откуда мы пришли. Выражение ее лица показалось мне каким-то странным.

– Помнишь, мы навещали в бараке двух кормящих матерей? – негромко спросила она. – Эти молодые женщины – его… – Она снова сплюнула, на этот раз с нескрываемой злостью. – Его любовницы, но он никак их не поддерживает. Когда они делают то, что ему нравится, он иногда бросает им объедки со своего стола, но теперь… Одна из них родила три недели назад, а другая – две недели назад, а это значит… – Лина подняла вверх указательные пальцы, словно заключая в кавычки цитату. – … Это значит, что они временно не могут исполнять его капризы.

– Это значит, они не могут с ним целоваться! – вмешалась Изабелла, потянув меня за рукав. Как и мать, она подняла вверх указательный пальчик и качала им из стороны в сторону наподобие автомобильного дворника. – Потому что от поцелуев бывают дети. Когда дети вырастают, они сами выпрыгивают из кармашка. – Палец Изабеллы уткнулся мне в бок. – У меня тоже есть кармашек, потому что я – девочка. И у мамы есть. А у тебя нет, потому что ты мальчик.

Я серьезно кивнул и посмотрел на Лину:

– Кармашек?..

Она пожала плечами:

– А как еще это можно назвать?

– Вообще-то… Нет, пожалуй, никак.

Убедившись, что «Тойоты» больше не видно и она не собирается возвращаться, мы медленно пошли по дороге дальше. Кофейная плантация скоро закончилась, и теперь мы шагали сквозь сумрак, сгустившийся под кронами каких-то больших деревьев. Какое-то время спустя я услышал в отдалении тупой удар, потом еще и еще… Оглянувшись по сторонам, я вскоре обнаружил и источник звуков: какие-то оранжево-желтые плоды буквально сыпались с деревьев на землю. Один из них упал совсем рядом с дорогой, и Лина наклонилась, чтобы его подобрать. Вытерев плод салфеткой, она отрезала кусочек и протянула Изабелле, которая тут же, блаженно улыбаясь, запихала его в рот целиком. Из уголков ее губ потек сок, и Лина улыбнулась, хотя сейчас рот девочки больше всего напоминал глубокую резаную рану.

Еще кусок Лина дала мне, и я с признательностью кивнул:

– Спасибо. Честно говоря, я в жизни не ел манго.

– В самом деле?

– Такого – никогда.

Остатки манго Лина отправила себе в рот и проговорила, жуя:

– Вкус манго – это вкус Никарагуа.

Сочная мякоть у меня во рту взрывалась прохладной свежестью сладкого, с легкой кислинкой, нектара. Когда я сказал, что никогда не пробовал настоящего манго, я нисколько не покривил душой. Таких плодов я действительно не ел никогда.

Лина, похоже, осталась довольна моей реакцией.

– Отличная штука, правда?

Я кивнул. Заговорить я не решился, чтобы не потерять ни капли драгоценного сока. Изабелла тем временем отыскала под деревьями еще четыре манго, и, пока Лина разрезала один из них на дольки, я спросил:

– Кто этот старик в гамаке? И что с ним такое?

– Это Роберто, – после небольшой паузы ответила Лина. – Он угощал меня манго, когда мне было столько же лет, сколько Изабелле. – Она взглянула на меня, и даже в полутьме я разглядел, что ее глаза вновь наполнились слезами. – Ты хочешь знать, что с ним? Все очень просто: он умирает.

– Разве нельзя ничего сделать?

Лина отрицательно покачала головой.