Колодец в небо

И в детском садике сказок отчего-то им не читают, они там все какие-то странные для детей стихи учат. Вилли как на стул залезет да как начнет во весь голос вопить, хоть уши затыкай. И не стихи это, а сплошная некрофилия: «И прежде, чем укрыть в могиле навеки от живых людей, в Колонном зале положили его на пять ночей и дней…» И детишки это зубрят, как мы в гимназии зубрили Закон Божий.

Не останавливаясь, Виленчик выдает все, что в садике выучить успел, орет, захлебываясь словами: «Возьмем винтовки новые, на штык флажки! И с песнею в стрелковые пойдем кружки… Раз-два! Все в ряд! Вперед отряд!.. Когда война-метелица придет опять – должны уметь мы целиться, уметь стрелять!»

Орет и целится во все подряд из деревянной винтовки, подаренной ему мамой на годовщину революции – иных праздников, включая день ангела собственного ребенка, партийная калмычка принципиально не признает. Хотя что это я! Какой может быть «день ангела» у мальчика по имени Вилен! Разве что день смерти вождя, называться в честь которого обрекли ребенка.

Заглянувшая на шум И.М. морщится, не одобряя изрекаемые Виленчиком новые стихи Маяковского:

– До чего дошел человек! А ведь в четырнадцатом в Петербурге он нам читал – еще родители твои на том вечере были: «Послушайте! Ведь если звезды зажигают – значит – это кому-нибудь нужно? Значит – кто-то хочет, чтобы они были? Значит – кто-то называет эти плевочки жемчужиной?» Эх! На все «Реношки» для Лили не заработать, а он пытается!

Впрочем, на Маяковского И.М. ворчит не всегда. А мне его стихи не очень нравятся. Но в прошлом году в завалявшемся в редакции номере «Нашей газеты» увидела стихотворение Маяковского «Товарищу машинистке» и удивилась – откуда он все про меня знает? «Ремингтон» и не машина, если он меньше аршина? Как тупит он, как же сушит – пишущих машинок зал! Как завод грохочет в уши. Почерк ртутью ест глаза. Где тут взяться барышням! Барышня ж не пара нам»…

– Тотачка, а сказку? Обещалась сказку! – просит Вилли.

– Не «обещалась», а «обещала». Обещала, не отказываюсь. Только не сегодня. Сегодня мне нужно спешить!

Сегодня мне нужно спешить. Спешить. Спешить!

Сегодня N.N. придет, и к его приходу все должно быть готово. И Виленчика в моей комнате не должно быть… Хотя почему это не должно? Чем может помешать соседский мальчик? Разве при нем нельзя отдать заказчику отпечатанный текст? О чем это я таком подумала… Не думаю же я, что… О, Господи!

«Камея Гонзага – редчайший образец искусства глиптики, изображает обожествленных правителей Египта Птолемея II Филадельфа и его сестру и жену Арсиною. Неизвестный резчик создает идеализированный портрет царя-героя, подчеркнув в композиции профильного портрета идею единения царственных супругов. Шлем Птолемея украшен звездой и крылатым драконом, на панцирь наброшена Зевсова эгида – атрибут высшего божества Эллады. Патетические головы Медузы и Фобоса – гения Ужаса – усиливают фантастичность царского одеяния…» - диктую сама себе, чтобы на стыдные мысли не отвлекаться. Хотя почему стыдные…

Диктовка моя убаюкивает Вилли. Оторвавшись, чтобы вставить в каретку новый лист, замечаю, что малыш уже сопит сопливым носиком – похоже, к врачу его тоже мне придется вести. К старому доктору Штигелю, к которому, по рекомендации И.М., меня с моими ангинами и бронхитами водила моя мамочка