Кологривский волок

Прохладные сумерки окутали реку. За поскотинной изгородью привольно фыркали лошади. Так знакомо, так привычно было шагать береговой тропинкой, что Ивану казалось, будто ходил он по ней и вчера и позавчера, будто и не уводила его далеко и надолго война. Около омута остановился. Дремотно шелестела листва. Густой черемуховый запах стекал с кручи. Полная луна всходила над сосновой гривой. Река звонко перекатывалась по камням, точно серебряные слитки текли в ненасытную глубь Шумилихи. Когда-то на спор с Егоркой переплывал он омут и чуть не захлебнулся.

Егор Коршунов… Друг детства. Судьбы их удивительно соединились. В школе шесть зим сидели локоть к локтю, вместе работали в МТС, полюбили одну девчонку.

Близко подступили к Ивану те дни, отдаленные черной чертой войны. Рыбалка, мельничная избушка, пропитанная лесным отшельным духом, запахами хлеба, рыбы, смолистой копоти. В левом углу, как войдешь, всегда валялись пахнувшие заводью сеть, бредень, верши, острога — все это было в полном распоряжении Егора и Ивана. Мельница с неумолкаемым шумом воды в плотине, с круглым пенистым омутом, с глухим урчанием жернова и стуком пестов, с рыжим кобелем Буяном, постоянно валявшимся у избушки, — этот особый мир оставался для Ивана главной памятью детства, и хозяином этого мира был Василий Капитонович.

Помнил Иван, как раскулачивали мельника. Накануне отца, бывшего фронтовика, выбрали председателем создаваемого колхоза. Когда комиссия по раскулачиванию вошла к Коршуновым, Иван вместе с другими мальчишками толкался под окнами, переживая за отца.

— Сичас он их турнет — повылетают как пробки! — хихикнул кто-то.

Вопреки предположениям Коршунов не шумел: видимо, успел все обдумать. На улицу вышел без шапки, в накинутом на плечи полушубке.

— Хотите смотреть — смотрите, нету лошадей, — хитро повел узкими глазами в сторону двора. — Безлошадный я ноне.

Осип Репей скинул подцепку, заглянул во двор:

— Нет лошадей.

— К кому-нибудь свел. Найдем, лошади не иголка. Говори, Василий, куда девал лошадей? — подступил отец.

— Продал я их, истинный крест! — побожился мельник. — Ведь не чужое, свое продал.

— Ладно, товарищи, пошли в клеть. Давай ключ!

— Науськали вас, дураков, а вы и рады стараться! То бы подумали, какой я кулак? Мельница-то, чай, не моя. Не дам ключ.

— Дверь взломаем.

— Ломайте, коли ваша сила, пускай люди посмотрят, какую грабиловку белым днем устроили.

Павел Гущин принялся дубасить топором по амбарным дверям, большую дыру просадил на том месте, где был прибит внутренний замок. В одну подводу грузили мешки с зерном, в другую стали выносить вещи по описи. Коршунов стоял возле крыльца, широко расставив ноги, набычившись, весь напрягся, готовый взорваться, но не давал себе воли, понимал, что час терпеть, а век жить. Тут же, сидя на крыльце, отец заполнял специальную бумагу:

АКТ ПРИЕМКИ ИМУЩЕСТВА №1

От Коршунова Василия Капитоновича гр. деревни Шумилино Ильинского с/с 1932 г. декабря месяца, 12 дня, приемная комиссия колхоза «Красный восход» в составе т. Назарова, Гущина, Тарантина произвела оценку и приемку передаваемого колхозу в порядке ликвидации кулацкого х-ва имущества поименованного лица на основании постановления сельсовета:

1. Сараи (два).

2. Амбар.

3. Рига.

4. Телега кладовая и тарантас.

5. Комплект сбруй.

6. Пшеница, рожь, овес, льносемя…

Список все увеличивался, с большой осторожностью мужики вынесли высокое зеркало, приставили к тыну; ребята старались заглянуть в него.

— С головы до ног всего показывает, как на фотокарточке! — восхищался Осип. — Поди, Василий, поглядись последний раз.

— Знал бы, дак лучше об угол треснул.

— А лошадей-то будем записывать али как? — спросил Павел Гущин.

— Само собой! Непременно найдем, не пропадать же двум сторублевикам.

Лошадей нашли у ильинского попа, отца Александра. Добрые были кони, поработали в колхозе.

Многим мужикам предлагал отец работать на мельнице — отказывались, опасаясь Коршунова, лишь старик Куликов согласился. Василий Капитонович переживал за судьбу мельницы, приходил в правление покаянно-смирный, с заявлением о приеме в колхоз — не приняли, тогда он устроился в контору «Заготскот». В колхоз вступил и на мельницу вернулся уже после смерти отца, говорят, помог ему в этом счетовод Тихон Фомич Пичугин, мужик изворотливый.

Трудно было начинать новую жизнь, все тогда перевернулось в деревне. Часто отец сидел по ночам в маленькой комнате, высасывая папиросу за папиросой, что-то прикидывал, подсчитывал, чертил, иногда советовался с дедом: множество забот было у первого председателя колхоза «Красный восход».