Суждено умереть – ладно, не суждено – еще лучше. Всякий должен служить своему государю, и что бы там ни было, а уж тот, кто помрет в этом году, застрахован от смерти на будущий“. Тебе не суждено увидеть будущий год, Сантьяго Лопес.
Но ты был храбрым человеком, и не важно, сколько тебе было лет, когда тебя настигла безжалостная судьба.
Хемингуэй отступил на шаг. Старый могильщик откашлялся.
– Нет, сеньор, – сказал он по-испански. – Прежде чем предать земле этого ребенка, нужно прочесть из Библии.
– Это обязательно? – с удивлением произнес Хемингуэй. – Разве Шекспира недостаточно?
– Нет, сеньор, – ответил старик. – Без Библии нельзя.
Хемингуэй пожал плечами:
– Что ж, если это „nessessario“… – Он взял пригоршню земли – точнее, грязи, и вытянул руку над могилой. – Коли так, прочтем из Екклесиаста: „Род проходит, и род приходит, а земля пребывает вовеки… Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит“. – Хемингуэй бросил землю на маленький гроб, отодвинулся и посмотрел на старика, который стоял, опираясь на лопату. – Этого достаточно?
– Si, senor.
Когда мы возвращались с похорон в дождливых вечерних сумерках, Хемингуэй сказал:
– Назови хотя бы одну причину, которая помешала бы мне охотиться за лейтенантом Мальдонадо.
– Может быть, мальчика убил не он.
Хемингуэй свирепо воззрился на меня:
– А кто же? На прошлой неделе ты сам сказал мне, что Агент 22 следил за Бешеным жеребцом.
– Не называйте его так.
– Бешеным жеребцом?
– Нет. Агентом 22.
– Кто еще мог его убить, если не Мальдонадо? – осведомился писатель.
Я отвел взгляд от залитого дождем лобового стекла.
– Я запретил Сантьяго следить за ним и вообще за кем бы то ни было вплоть до нашего возвращения. Не думаю, что он ослушался меня.
– И все-таки он за кем-то наблюдал, – заявил Хемингуэй.
Я покачал головой.
– Дорога, на которой его нашел Октавио, ведет к хижинам, где он ютился, когда была жива его мать. Еще Октавио сказал, что Сантьяго отсыпался там, когда в городе бывало слишком шумно.
Несколько минут Хемингуэй вел машину молча.
– Лукас, – заговорил он наконец, – кто еще мог убить мальчика?
– Отвечу позже, – сказал я.
– Отвечай немедленно, или у тебя не будет никакого „позже“, – потребовал писатель. – Объясни, кто ты такой, на кого работаешь и кто, по твоему мнению, мог убить мальчика, или вылезай из машины и не возвращайся в усадьбу.
Я колебался. Если бы я ответил хотя бы на один из его вопросов, это означало бы, что я больше не работаю ни в ФБР, ни в ОРС. По лобовому стеклу метались „дворники“. Шум сильного дождя, бьющего по матерчатой крыше „Линкольна“, звучал, словно удары капель по гробу Сантьяго. Я понял, что уже не работаю ни на ФБР, ни на ОРС.
– Я работал в ФБР, – заговорил я. – Эдгар Гувер прислал меня шпионить за вами и докладывать о ваших действиях через связника.
Хемингуэй остановил машину на обочине. Мимо мчались грузовики, обдавая нас брызгами. Хемингуэй повернулся на водительском сиденье и, пока я говорил, не спускал с меня глаз.
Я рассказал ему о Дельгадо, о досье Тедди Шлегеля, Инги Арвад, Хельги Соннеман, а также об Иоганне Зигфриде Бекере.
Я объяснил, каким образом ФБР и Абвер передавали деньги Мальдонадо и его шефу, Хуанито Свидетелю Иеговы. Я рассказал о своей встрече с командором БКРГ Яном Флемингом по пути на Кубу и о беседе с Уоллесом Бета Филлипсом по прибытии сюда. Я рассказал о винтовочном выстреле во время нашей пиротехнической атаки на усадьбу Стейнхарта, а также о второй радиопередаче, которую я перехватил на пути к пещерам.
– И что же говорится в этой, второй? – ровным голосом осведомился Хемингуэй.
– Не знаю, – ответил я. – Ее закодировали неизвестным мне цифровым шифром. Думаю, она не предназначалась для наших ушей.
– Ты имеешь в виду, что кто-то хотел, чтобы мы расшифровали первую передачу… о двух агентах, которые высадятся на сушу в следующий вторник?
– Видимо, да, – ответил я.
– Зачем?
– Не знаю.
Хемингуэй посмотрел в лобовое стекло.
– Они взяли нас в кольцо – ФБР, может быть, BMP, британская группа… как бишь ее?
– БКРГ, – сказал я. – Кажется, так.
– ОСС, – продолжал Хемингуэй, – немецкая разведка…
– Обе ее ветви, – перебил я. – Абвер и РСХА АМТ IV.
– Впервые слышу, – проворчал Хемингуэй. – Я не знал даже, что в германской разведке существуют какие-то две ветви.
– Я знаю, – сказал я. – А вы не имеете об этом ни малейшего понятия.
Хемингуэй сердито посмотрел на меня.
– А ты?
– А я имею.
– Почему ты мне рассказываешь все это? – спросил он. – И какого дьявола я должен тебе верить, если все, что ты говорил раньше, было враньем?
Я ответил только на первый вопрос.
– Я рассказываю вам об этом, потому что они убили мальчика. И еще потому, что они готовят нас к чему-то, чего я не понимаю.
– Так кто же убил мальчика?
– Это мог сделать Мальдонадо, – сказал я. – Если Сантьяго был неосторожен и лейтенант знал, что за ним наблюдают, он мог дождаться нашего отплытия, проследить за мальчиком до хижин и перерезать ему горло.
– Кто еще?
– Например, Дельгадо.