Колокола весны

— Спасибо… Я за старое…Вы по образованию, как и мой отец, зоотехник. Вы себя не ругаете, что работаете не по специальности?

— А чего мне себя ругать? Меня сюда, — Сяглов мелко попрыгал в красном мягком кресле, — партия посадила! Прикажет партия — ссяду снова в зоотехники.

— Оно-то так… Партия прикажет: «Есть контакт!» и все кинутся есть контакт… Только… Место сидения определяет направление мыслей. Так вы и побежите к вонючим к хвостам? Что зоотехник?.. А так вы — господин товарисч первый секретарь! Всему району даёте ума!

— Мели, мели, — уступчиво, вождисто помахав коротко ручкой, усмехнулся Сяглов. — Тебе всё прощается. Ты у нас на особом положении.

— На каком именно? Дебилик?

— Тебе лучше себя знать. Вот и получается. Скачешь по жизни не по специальности, всё и летит наперекосяк.

«Гм… Сталин не окончил даже духовную семинарию… Выгнали за неявку на экзамен. Ну на ЦПШ он, может, и наскрёб бы с грехом пополам. Это расшифровывается вовсе не как Центральная партшкола, а всего лишь как церковно-приходская школа. Аллилуйничать бы ему рядовым попиком где-нибудь в горийских горушках и наверняка тогда не было б миллионов и миллионов им убиенных. Если б аптекарь-недоучка с четырьмя классами, «демон революции» Свердлов продолжал свою аптекарскую благородную деятельность — не был бы уничтожен один миллион донских казаков… Вожди не на месте… Даже наш районный вождёка не на месте… Я не на месте… От того, что я не на месте, кому от этого холодно или жарко? Никому. А вот вождюки не не месте… Да кто ж у нас на месте!?» — с ужасом подумал я. А Сяглову сказал:

— Только у меня у одного всё летит наперекосяк? И ни у кого больше?

И добавочно принципиально подумал:

«А у вашего?… А лично у вас всё гладко?»

Не сдержался я и машинально выкрикнул вслух:

— Да! А у вас всё гладко?

Сяглов даже налегке растерялся от моего нахальства. Как-то нетвёрдо затребовал:

— Давай, умняк… Раз сказал, два отжался… Уважай стены, куда пришёл… Давай с намёками отдохнём…

— Давайте… А вы лично помогли устояться, укрепиться мне в агрономах?

— Да до каких пор подвергаться руководству? Докуда водить за ручку? Школа водила? Институт водил? Ещё и райком води? До-ко-ле? И потом! Кто тебе в Буграх помог?

— Лучше б не помогали… Сейчас-то я понимаю, что тогда по молодости дней я со страху отстегнул копыта.

— Дело обычное. Один со страху помер. А другой ожил. Но ты не тот, кто со страху оживает.

— Помоги вы первый страх переломить, я б, может, и до се был бы при земле в Буграх. А то я со страху рванул в кусты. Вы только подтолкнули в спину!

— Ну демагог! Ну и демагог! Как прихитрился наш врубель… Р-раз — и всё перевернул кверх кармашками! Один он чистюля. Все прочие кака. Давай закрывать этот базар. Хватит хлёбово разводить! Ведь «жизнь такова, какова она есть, а более никакова». Не ребёнок, понимаешь: жизнь — борьба!

«А я, господин товарищ первый секретарь, устал быть вечным борцом. За дисциплину борись! За урожай борись! За надои борись! За кусок вонючей колбасы — кошки не едят! — в очереди дерись! За буханку окаменелого хлеба в том же магазине сражайся!.. Ёшкин кот! Как начали после революции борьбу, так нипочём не кончим», — подумал я.

А Сяглову с опаской пробормотал:

— Мы ж не борцы-бойцы. Мы простые люди. И не должны мы вечно бороться. Мы должны просто работать. Просто жить!

— Э! Это дело колется — борьба. А у тебя всё просто. Запал на лёгкую дорожку и без оглядки чешешь фокстротом по ней по чужой присказке «Мы не ищем лёгкого пути, но если попадётся — не свернём!» А сворачивать придётся. Когда ж ты наконец в ум войдёшь? Когда?

Наскучила мне эта проповедь. Ни слова не говорю, молча отступил за порог и уже оттуда, медленно закрывая дверь, спросил одними глазами: ну что, так поможете?

Сяглов рассеянно улыбнулся. Ответил без слов, кивком головы. Постараемся!

Прихожу я домой — в двери ждёт не дождется меня потрёпанная, с желтинкой бумажка. Вчетверо сложена. Разворачиваю.

Замусоленный документ эпохи! Как женщины распределяются по частям света, а мужчины — по музыкаьным инструментам. Просветительный документ. Свято забоятся гуси об отдельно взятом гусе, то есть мои гусёвцы обо мне. Заботятся о развитии моего кругозора в делах житейских. Я не успел ещё выйти от Сяглова, а уже все в деревне знают, с чем и к кому я ходил. Как же пекутся все о моём счастье! Ну, ладно… Читаю народное послание.

Конечно, повешу под кнопочкой на стенку. Знай и помни, не ошибись, с кем идёшь на союз!

А между тем после райкома прошло уже ого-го сколько времени, а дело всё топчется на нуле.

При расставании Сяглов вроде пообещал мне помочь с жёнкой.

Досегодня бедолага старается. Как говорит Гордеева матушка, обещал пан кожух, да слово его тэплэ.